Шрифт:
— Это ты.
Позади Нимса в темной гостиной Воорт видит свистящий увлажнитель воздуха, телевизор, настроенный на канал «Нью-Йорк-1», скомканные одеяла на кушетке, которая выглядит чересчур короткой для мужчины. Из комнаты тянет затхлостью — смесь пота, пара и разогретого воздуха.
— Я бы заставил тебя пройти проверку на детекторе лжи, — надтреснуто произносит Нимс.
Он пытается сказать что-то еще, но его разбирает кашель и надежде Воорта приходит конец. Нимс сгибается пополам, из носа течет, и он вытирает ладонь о полу халата.
— Половина восьмого. Скажи мне, где ты был в это время сегодня утром, — говорит Воорт, зная, что с этим человеком церемонии ни к чему.
Нимс беззвучно смеется, живот под халатом колышется.
— Забавно, — произносит он еле слышно и болезненно. — По-твоему, я ее убил?
Смех переходит в еще более сильный приступ кашля. Придя в себя, Нимс говорит:
— Красивый браслетик. Моего приятеля по камере заставили носить такой же, когда выпустили.
Проклятый мобильник продолжает гудеть, но Воорт не обращает внимания, а солнце, кажется, еще жарче печет шею.
— Я ел суп — вот что я делал. Домовладелица заглянула и принесла мне гороховый суп. Немного лука, немного картошки, лущеный горох. Ты любишь гороховый суп?
Воорт, конечно, проверит сказанное, но чувствует, что это правда.
— А ордер имеется? Если нет — пойду смотреть тебя по телевизору, — говорит больной, захлопывая дверь, и Воорт снова слышит кашель.
Наконец Воорт берет трубку, и у него возникает дурное предчувствие — телефон звонит не ради справки. Теперь, когда невиновность Воорта вроде доказана, дела обещают принять еще худший оборот. И через мгновение предчувствие подтверждается, когда Ева говорит:
— Мы нашли еще одну записку, адресованную вам.
— И она означает еще один труп?
— Поезжайте в Центральный парк, вход с Пятой и Шестой авеню. Увидите полицейские машины. Я буду там.
«Я не отвечаю за это убийство. Это не должно иметь ко мне отношения».
Теперь уже два трупа, вероятно.
12.46.
На верхнем этаже престижного здания на углу Сороковой Западной и Пятьдесят седьмой улиц Манхэттена доктор философии Филипп Халл сидит, внимательно глядя на крыши из окна. Волнение растет, потому что лишь несколько минут отделяют его от самой приятной части дня.
«Не терпится увидеть ее», — думает он, когда зазвонил телефон.
— Сенатор на линии два, — говорит новая секретарша.
— Кто именно?
— Грэвиц, из Массачусетса.
— Я иду на деловую встречу. Позвоню ей ближе к вечеру, в любое удобное для нее время после трех.
Не успевает Халл повесить трубку, как телефон звонит снова. Типичное утро в режиме нон-стоп.
— Тим Отт на линии один, — говорит секретарша. Отт, новый молодой главный администратор из «Диснея», проницательно смотрит на Халла с обложки «Форбса» на письменном столе. — Он хочет знать, — продолжает секретарша, — есть ли у вас свободный ленч в любой день на следующей неделе.
— Что я сказал прежде всего, нанимая вас, Бренда?
— Простите?
— Самая первая моя фраза.
— «Никогда не назначаю дел во время ленча».
— Превосходно, что помните.
— Вы сказали, что у вас устоявшееся время ленча и не надо пытаться заставить вас изменить его.
— Тогда почему же вы сейчас это делаете?
— Я думала… понимаете… «Дисней»…
Филипп Халл говорит секретарше, что не прочь позавтракать или пообедать с Оттом, но ленч исключается.
«Отт — напыщенная задница, я таких всю жизнь ненавижу».
Но уйти он не успевает из-за вопля телефона. Патриция на линии шесть. Жена восторженно щебечет о мебельщике, с которым встретилась в Беркшире. Она сейчас на экскурсии «Смитсоновские мастера Новой Англии», вместе с другими любителями бросать деньги на ветер разъезжает в роскошном автобусе и останавливается, чтобы провести ревизию в «Американских промыслах» и заказать шкафчики, картины, стеганые одеяла, деревянные кровати, часы.
— Нам действительно надо купить какой-нибудь стол Кена Смита, милый, — говорит Патриция. — У него самый чудесный магазин в Бэкете. Его изделия радуют глаз, да это еще и отличное вложение денег, — добавляет она, словно «вложение» как-то может быть связано со столом. Она никогда не прикасалась к тому, что приносила в их дом. Цель ее жизни — накопительство.
Звонит телефон.
В последние восемь минут перед ленчем Халл отвечает на звонки. Из епархии архиепископа спрашивают, не закончил ли он свой демографический отчет о прихожанах Стейтен-Айленда («Мы особенно заинтересованы в анализе по расам»). Старший партнер рекламной фирмы «Кобб энд Боус» интересуется, готов ли отчет о потребителях лимонада в Соединенных Штатах («Мужчины или женщины, Фил? Кто из них больше любит лимонад? Сильный пол или слабый?»). А главный помощник лидера меньшинства в сенате штата Нью-Йорк хочет получить отчет Халла по составу избирателей в Шенектаде, где по решению суда будет проведено новое районирование («Между нами, мы, демократы, должны знать, где проводить границы»).