— Ты когда последний раз был на игре, Воорт?

— Пару недель назад.

Два вертолета дружно крутятся над головой.

— Думаешь, он сейчас наблюдает за нами?

Воорт представляет преступника, который вышел из тюрьмы и следит за ним на бейсбольных матчах, в барах, ресторанах, супермаркете.

— Давай пробираться через толпу, — говорит он Мики.

Продравшись сквозь живые изгороди, они направляются к полицейскому оцеплению, пытаясь разглядеть позади него лица. Репортеры бросаются к ним, выкрикивая вопросы и загораживая обзор.

— Воорт, правда, что сегодняшние убийства связаны со скандальными взятками в Бронксе?

Оба полицейских отталкивают наседающих.

— Посторонитесь!

Бесполезно. Кто-то хватает Воорта. Его, как рок-звезду, осаждают папарацци. Он видит больше «никонов», чем лиц, и с каждым поворотом толпа репортеров обтекает его, видоизменяясь, как некая форма биологической жизни, стоногая амеба журналистики. Воорт мельком видит незнакомые лица — поверх голов, за микрофонами.

Разглядывающие его, раскрывшие рот люди — никого знакомого — оглядываются.

Воорт говорит, когда они пробиваются сквозь толпу:

— Мики, если он идет ко мне домой, там Камилла.

— Не переживай, я позвонил кузенам — они не оставят ее одну.

Воорт с Мики выбираются из толпы, проходят сквозь полицейское оцепление и направляются в фургон с неутешительным рапортом. Воорт приводит в порядок одежду, а Мики говорит:

— Не хочется думать об этом, но что, если ты — одна из двух мишеней, которые он запланировал? Тебе это не приходило в голову?

— Чем же ему, как он считает, я насолил?

— Везунчик, убийца, застреливший Джона Леннона, никогда не встречался с ним. Парень, который убил Алларда Ловенштейна, считал, что тот радирует ему в зубные пломбы. Психи зацикливаются на каких-то людях. Он зациклился на тебе. Ничего ты не сделал.

— Что он применит в следующий раз — огнемет?

— В день рождения асбестовый костюм здорово подойдет к твоему галстуку, — говорит Мики.

Сумки из гастронома лежат под коммутатором. Пикули в целлофановом пакете — рядом с блоком телеэкранов. Банки с охлажденным «липтоном» отпотевают рядом с полицейским наброском портрета киллера, который показывают в телеэфире и, может быть, учитывая личность последней жертвы, транслируют по всему северо-востоку Соединенных Штатов.

— Поешьте, это поможет вам думать, — говорит Ева. — Если не хотите перекусить сейчас, возьмите с собой.

Но даже упоминание о еде кажется Воорту отвратительным.

Мики ворчит, глядя на рисунок:

— Большие очки, косматые волосы. Бьюсь об заклад, это парик. Как думаешь, Везунчик, это парик?

— Понятия не имею.

— Попробуйте индейку, — говорит Ева. — По крайней мере я почувствую, что хоть что-то делаю.

Но мысли Воорта заняты бейсболом: он видит стадион Ши — толпа проталкивается через турникеты славным майским вечером, неоновое изображение питчера в желтом и зеленом, поднимающееся по внешней стене. Неоновое колено поднято, рука высоко занесена для броска. Воорт видит мужчину, открывающего банку ледяного пива «Бад», затем он наклоняет бумажный стаканчик, чтобы пена не вытекала через край. Бокс 123-J расположен так близко к полю, чтобы ему слышно, как мяч ударяет по перчатке кэтчера.

— Сенатор Райкер поднял вопрос о возможности терроризма. Вмешательство в выборы, — говорит Ева.

— Потому что убили этого эксперта? — спрашивает Мики. — Поручите это мне. Но если это терроризм, то с какого бока здесь Вьера?

— Халл работал по контракту с Белым домом, — говорит Ева, вздыхая. — ФБР хочет участвовать в следствии.

«Вот только этой политической чепухи здесь не хватает, — говорит себе Воорт. — И думать не смей, пока не разберешься со стадионом, пока не покончишь с Ши». Но ему приходит на память лишь «мистер Мет» — человек с огромной бейсбольной головой, выбегающий на поле во время разминки перед седьмым иннингом стретча с воздушной базукой, стреляя из нее сувенирной тенниской, в то время как над стадионом взрывается «Ленивая Мэри».

Ссорился ли Воорт с людьми из ближайших лож? Спорил ли с каким-нибудь человеком, который, возможно, заметил, как он посыпает перцем хот-доги, или слышал, как двоюродные братья дразнят его за это?

— Что делал Халл для Белого дома? — слышит Воорт вопрос Мики, а сам пытается мысленно восстановить именные таблички на местах вдоль его ряда. Шо Лайман, эсквайр, булочная «Геннаро бразерс», «Токио-бэнк траст». Вспоминать легко, потому что Воорт видит эти самые таблички с тех пор, как ему исполнилось четырнадцать.

— Халл работал с данными переписи, чтобы можно было рассчитать федеральную помощь штатам. Около девяноста миллионов идут в Техас — там выше рождаемость. Шестьдесят миллионов — в Коннектикут. У жителей меньше детей. Формула эта важна, потому что резервы федеральной помощи иссякают.

Мики присвистывает.

— Где мясо, там и мухи.

Воорт правильно делает, сосредоточиваясь в данный момент на одной мысли, как учил отец. Вызвать из памяти лица людей в соседних боксах дело легкое, потому что бронирование бокса на стадионе Ши равносильно сдаче квартиры внаем. Ты не делаешь этого. Владельцы боксов умирают, но их друзья, дети и партнеры по бизнесу сообщают «Метсам», что они еще живы. Каждый декабрь по всему Нью-Йорку рекламы от «Метсов», адресованные покойным, приходят по их «новым адресам», и боксы остаются в распоряжении семейства, потому и лица остаются те же самые.