Шрифт:
– Я решил дать отставку Сухомлинову… Кого ты мог бы рекомендовать на его место в военном министерстве?
Этот вопрос ещё больше убедил Николая Николаевича, что его увольнения в ближайшее время не предвидится, ну а дальше – ещё неизвестно, чья возьмёт, когда он заставит царя удалить от себя Распутина, а может быть, и ненавистную его жене, Милице и ему самому проклятую немку Аликс. Решение царя избавиться от одиозного военного министра великий князь воспринял как полную победу своей интриги против неугодного ему Старца и решил теперь подставить племяннику ещё более опасного для него генерала.
Николай Николаевич был информирован от своих доверенных свитских, выполнявших для него деликатные поручения и конфиденциально служивших его каналом связи с главным противником Ники – Гучковым, о том, что нынешний помощник военного министра, генерал Поливанов, входит в группу заговорщиков-офицеров, которые намерены осуществить дворцовый переворот. Поэтому вопрос Ники оказался для него как нельзя более кстати.
– Генерала Поливанова!.. Он умный и верный тебе человек! – преданно заглядывая в глаза племяннику, авторитетно заявил великий князь. Своим ответом он хотел также проверить, знает ли Николай о конфидентах против него и какую линию занять, если царю хоть что-то известно о заговоре военных. В глазах Ники ничто не дрогнуло, потом появилось лёгкое удивление.
– Но ведь он, кажется, связан с Гучковым? – спокойно спросил Государь.
– Нет-нет! – заторопился Верховный Главнокомандующий. – Это он когда-то раньше был знаком с Гучковым… То есть Гучков сам набивался к нему в знакомые… Как он старается теперь протираться ко многим важным генералам… Но Поливанов – ни-ни, ни в какой оппозиции не замешан… Впрочем, ты сам можешь с ним поговорить – он как раз обретается сейчас на Ставке…
Николай задумался. Он точно знал о давней связи Поливанова и Гучкова, но генерал и ему самому казался организованным и чётким военным деятелем, одним из немногих, кто был бы способен поставить на ноги военное министерство. К тому же Поливанов несколько месяцев тому назад потерял сына – боевого офицера, и благородное горе отца очень повышало его в глазах Государя и вызывало горячее соболезнование.
Николай Николаевич упоённо ждал, когда на бесстрастном лице племянника появится ответ, который, как он рассчитал, будет положительным. Он дождался торжества своей новой интриги против племянника.
– Пригласи ко мне в поезд на завтра генерала Поливанова для разговора… – сказал Николай после недолгого размышления.
62
Пустоту, образовавшуюся в душе Петра после того, как прекратились его частые встречи с любимой девушкой, отчасти заполнил новый друг и сосед по уютной двухместной офицерской палате, недавно доставленный из лазарета Северо-Западного фронта, подполковник Генерального штаба Иван Лебедев. Он служил адъютантом штаба 10-й армии под командой генерала Флуга, а в начале войны был офицером для поручений при штабе 3-го корпуса генерала Епанчина. Лебедев был также ранен в ногу, и ему надо было, так же как и Лисовецкому, ходьбой разрабатывать после операции суставы и мышцы…
Впоследствии Пётр часто вспоминал тот пасхальный понедельник, когда выздоравливающих господ офицеров пригласили к двум часам в Екатерининский дворец христосоваться с Государем Императором. По довоенной традиции собирались свита, офицеры Управления военного округа и гвардия, стоявшая в казармах Царского Села. Поскольку полки были на фронте, по просьбе царя гофмейстер вызвал нижних чинов запасных гвардейских батальонов. Повезло и раненым царскосельских госпиталей и лазаретов, которым врачи разрешили уже ходить без сопровождения санитаров. Именно этот день навсегда изменил представление раненых офицеров, нижних чинов и запасных солдат гвардии о Самодержце Всероссийском.
Церемониймейстеры выстроили гостей по традиции в Большом зале. Пётр в своём новом чине штаб-ротмистра гвардии очутился в шеренге рядом с Генерального штаба подполковником Лебедевым.
Большой зал был переполнен. Однообразную плотную массу военных в защитной форме заливало мартовское солнце через два яруса окон на южной стороне. Противоположная стена с симметрично расположенными окнами добавляла света до почти нестерпимой яркости. Зеркала в простенках многократно умножали шеренги цвета хаки, а прихотливые узоры резного золочёного декора, заполнившего все свободные поверхности стен, заглушали скромный блеск золотых офицерских погон.
– Неужели Государь похристосуется с каждым присутствующим в этом зале? – с удивлением спросил Лебедев своего соседа по шеренге. Подполковник, видя посещения великой княжной Петра, видимо, счёл его большим экспертом в придворных делах.
– Уверен, что да! – прошептал штаб-ротмистр и добавил: – На прошлую Пасху Он и Государыня Императрица Александра Фёдоровна приезжали в нашу полковую церковь в Петергофе к обедне в такой же пасхальный понедельник… Их Величества христосовались тогда с каждым офицером и солдатом и каждому вручили по Пасхальному яйцу!..
– Вот это царь! – только и мог ответить подполковник…
Куранты дворца мелодично отбили два часа. В сопровождении гофмейстера Бенкендорфа и двух лейб-казаков, несущих огромные корзины с пасхальными подарками, вошёл Государь. Он был одет, несмотря на праздник, в очень некрасивую защитного цвета и грубого солдатского сукна гимнастёрку с полковничьими погонами, такого же цвета брюки и простые сапоги. На груди у него лежал маленький, тёмно-красной эмали, обведённый чёрной каймой крест ордена Святого Владимира на ленте таких же цветов, других орденов не было. Всем своим видом он воплощал простоту и отсутствие преград между ним и православным воинством. Царь, видимо, хотел подчеркнуть почти семейный, домашний характер церемонии по случаю такого человечного, радостного праздника Пасхи.