Церцерсис закряхтел, взял со стола наушник, послушал. Ничего, кроме разрядов забортного электричества, оттуда не доносилось. Шум мира, вывернутого наизнанку. Но Церцерсиса успокаивало.

— Страх, — он выпрямил указательный палец, возвращаясь к прерванному разговору, — страх есть кратчайший путь к цели. Скажу больше — это вообще единственный путь к цели. Убеждения, уговоры, посулы — все, что угодно, лишь маскируют стремление породить страх — страх не оправдать надежд, потерять лицо, разочароваться в идеалах.

— Значит, Блошка и остальные умерли из-за страха? — уточнил Сворден.

— Я говорю о людях, а не отбросах! Блошка, Крошка, Мондавошка, кехертфлакш, — все они лишь части единого организма. Один — лапки, другой — усики, третий — брюшко. По отдельности каждый — тупая скотина, червяк. Но если их собрать, то можно получить нечто похожее на человек. Заметь — похожее. Не более того.

— Но они — люди?

Церцерсис посмотрел на Свордена:

— Блошка — человек? — пришла его очередь уточнять. — Пятнистый… тьфу, Пятнистая — человек?!

— Разве нет? — спросил Сворден. — Выглядят они как обычные люди. Две руки, две ноги, голова, перьев нет.

— Вот ты о чем, — Церцерсис потер глаза. — Слыхал я о такой мути. Слыхал. Человек — отдельно. Так вот, брось!

— Что бросить?

— Думать так брось! Нет никаких людей по отдельности, понятно? Нет! Если ты по отдельности жрешь или там в гальюне сидишь, то это еще не делает тебя человеком.

— То есть, ты тоже не человек? Не отдельный человек? — поинтересовался Сворден.

— Не отдельный, — согласился Церцерсис. — Постой, уж не считаешь ли ты себя…?

Сворден промолчал. Церцерсис хлебнул из кружки.

— Невозможно, кехертфлакш, жить в одном месте! Вот представь, что твоя, — Церцерсис скривился от отвращения, — твоя… хм, Флекиг вылезла из-под теплого одеяла, взяла нож и пришила бы, ну, например, Червяка. Дрянь существо, никчемное, только воздух портит, но все к нему как-то притерпелись. Ну, вот так случилась — прирезала его из-за отвращения. Считал бы ты себя виноватым?

— За то, что она зарезала Червяка?

— Мерзкого Червяка.

— Она бы никогда этого не сделала.

— Почему? — Церцерсис подался вперед так, что Сворден легко мог укусить его за нос. Но не стал.

— Я бы ей не позволил.

— Ты ведь спал, — объяснил Церцерсис. — Накувыркался ночью и заснул.

— Тогда, конечно, считал, — пожал плечами Сворден. — Я ведь в ответе за нее.

— То есть, она — часть тебя?

— В каком-то смысле, — сказал Сворден. — Она самостоятельный человек, но…

— Подожди, — Церцерсис еще ближе наклонился к Свордену, и тому пришлось отодвинуться. — Ты хочешь сказать, что ты и она — отдельно? Вот здесь — она, вот здесь — ты? Так? — Церцерсис развел руки.

У Свордена возникло странное чувство, что они говорят на совершенно разных языках. Слова употреблялись те же, но смысл их не совпадал.

— Э-э-э… так.

— По отдельности мы бы здесь все сгнили. Кто пошел бы на поверхность? Кто бы чинил помпы? Каждый по отдельности? — Церцерсис с сомнением посмотрел на свою руку, точно ожидая, что она отделится от тела и отправится по своим делам.

— Но если никто этого делать не будет, то все погибнут. Каждый это понимает. Поэтому и берут на себя часть общей работы.

— Ха, даже если эта часть — быть приманкой для дерваля? — спросил Церцерсис.

— Риск есть везде, — ответил Сворден, но тут же вспомнил Блошку — на существо, которое осознавало всю опасность предприятия, она никак не походила.

— Где ты такого дерьма нахватался? — вздохнул Церцерсис. — Вот, посмотри, — он растопырил пальцы, — это — Блошка, это — Гнездо, это… — Церцерсис сжал кулак. — Все они — это я. И только я решаю — кому помпы чистить, а кому на корм пойти.

— И как же ты решаешь? То есть, нет. Как ты заставляешь их выполнять то, что решаешь?

— А как ты заставляешь себя отливать? — спросил Церцерсис. — Тут и заставлять не надо. Нужно захотеть. Все остальное — дело редуктора.

— Редуктора? — переспросил Сворден.

— Да, редуктора, — подтвердил Церцерсис.

— Тот, который на баллисте?

— Да.

— Ну, хорошо. Редуктор. И что же он делает?

— Вот, — Церцерсис выпрямил пальцы, затем медленно сжал их в кулак.

Такое мы где-то проходили, мелькнуло у Свордена. Страх, презрение к человеку плюс лучевые технологии превращения гордого звучания в бурление желудка — сытого или пустого — разницы нет.