Шрифт:
И, как на грех, Звездочка вдруг оступилась правой передней ногой и, испуганно заржав, шарахнулась назад, больно прижав колено Ивана к скале. В то же мгновение шагавший следом за ней Орлик встал на дыбы и попятился.
Николай схватился обеими руками за гриву коня. И когда тот, дрожа всем телом, опустился на передние ноги, Николай почувствовал: свертка у седла нет. Видимо, стремительно вздыбившись, Орлик порвал веревку о скалу.
«Главное — берегите сверток, теперь все зависит от вас», — вспомнил Николай напутствие начальника заставы.
— Стой, милый, стой смирненько!—с трудом успокоив коня, Бочкарев стал ощупывать седло. Вот он, обрывок веревки...
— Коля, Николай, чего ты там? — в страхе окликнул Иван.
— Сверток... — придя в себя, вымолвил Бочкарез. Он спешился, держась за луку седла, нагнулся
и пролез под брюхо Орлика на узкую тропу. Орлик нервно переступал с ноги на ногу, храпел.
— Неужто потерял? — встревоженно спросил Иван.
Николай не отвечал, шаря по тропе руками.
— У тебя где веревка? — спросил он вместо ответа.
Иван снял с плеча бухту крепкой веревки, откинулся назад, протягивая веревку товарищу, и лишь сейчас услышал приглушенный расстоянием шум: глубоко внизу, на дне пропасти ревел горный поток.
— Размахнись сильнее, — подсказал Бочкарев,
Иван нагнулся еще ниже и, размотав веревку, раскачал ее конец.
— Поймал! — сказал Николай.
— Что ты там задумал? — Иван догадался о затее товарища... Да разве это мыслимо в такую темень?
— Вниз полезу, — подтвердил Николай догадку товарища.
— За что веревку крепить будем? — почему-то шепотом спросил Иван.
Николай связал свою веревку с веревкой друга мертвым морским узлом, потом они сделали на обоих концах петли; одну Иван надел на шею Звездочки, другую Николай закрепил у себя под мышками, осторожно дернул конец.
— Удержишь?
— Удержим, — просипел Иван: во рту у него вдруг пересохло.
— Трави понемногу, — скомандовал Николай. «Хватит ли веревки?..» — осторожно спускаясь в пропасть, он думал только об этом.
Луна появилась среди туч как-то вся сразу. Она озарила ущелье и превратила крутые скалы в глыбы искрящегося льда. Ветви арчи, темневшей в расщелине, напоминали рога сказочных чудищ.
Николай ухватился за эти «рога» и облегченно перевел дыхание: «Теперь Иван сможет передохнуть».
Луна медленно взбиралась все выше и выше, и в свете ее туманная пыль так же медленно двигалась к звездам. Теперь Николай спускался уже куда более уверенно, отталкиваясь полусогнутыми ногами от замшелой стены.
— Осторожнее, Коля, осторожнее, — шептал на тропе Иван, напрягая все силы, чтобы удержать скользкую веревку. Бочкарев не мог услышать его, а он все шептал: — Осторожнее, Коля...
Мутный рассвет застал друзей на пути в долину. Тропа отлого сбегала вниз, где на крохотном аэродроме отчетливо виднелся зеленокрылый, краснозвездный самолет.
— Ждет!..
— Что это за драгоценность такую вы привезли? — спросил летчик, укладывая в фюзеляж длинный, тщательно упакованный в мешковину сверток.
— А ты прочитай адрес, — сказал Николай.
И летчик прочитал: «Город Козлов, И. В. Мичурину».
— От пограничников в подарок, — с гордостью добавил Иван. — Тянь-шаньские яблони.
Они стояли рядом, в изодранной одежде. Лица обоих были в ссадинах и кровоподтеках, но они улыбались, словно достали со дна морского «золотое руно»...
— Позвольте, позвольте, — взволнованно перебил старый садовод полковника. Он поспешно выбрался из-за стола, достал из книжного шкафа какой-то журнал и, быстро перелистав его, нашел нужную страницу.
— Вот слушайте, что я вам прочту. — Парфенов надел очки. — Послушайте, пожалуйста: «Великий преобразователь природы Иван Владимирович Мичурин рассказывал мне, что по его просьбе пограничники доставили ему с далекой среднеазиатской границы из высокогорных районов редчайшие образцы дикорастущих, морозоустойчивых плодовых деревьев». Вы знаете, кто это писал? Это написал в тысяча девятьсот сорок четвертом году покойный президент Академии наук Комаров.
— Они росли у самого ледника, — сказал полковник. — Мы их всей заставой искали.