Шрифт:
Для поиска нарушителей с заставы была выслана тревожная группа, однако поиски оказались тщетными: усилившаяся пурга окончательно замела следы. Невозможно было даже определить, в какую именно сторону направлялись нарушители. Тогда была объявлена боевая тревога и на заставе старшего лейтенанта Кожина.
Несколько десятков пограничников двумя полудугами охватили большой участок тайги, постепенно сжимая кольцо, внутри которого где-то должны были находиться враги.
Меньше всего мог предполагать Кожин, что нарушители границы сбились с пути и не только не подались к северу, а, наоборот, очутились чуть ли не рядом с заставой.
Когда вскоре по окончании пурги был обнаружен свежий, отчетливый след, старший лейтенант не сразу поверил, что это те самые нарушители, которых так долго искали пограничники. Он с опаской подумал было не проскочили ли через границу новые лазутчики.
На просеке, по которой сквозь тайгу с холма на холм шагали телеграфные столбы, Кожин сразу узнал след Прокофьева и Квитко. Значит, живы, здоровы! Умаялись наверняка, а не прозевали чужую лыжню, свернули по ней в глубь тайги. Далеко ли они успели уйти?..
Словно в ответ на размышления начальника со стороны речки Бездны гулко ударили два выстрела— сигнал тревоги.
Спустившись по крутому склону, Кирил и Тарас услышали непонятные звуки, доносившиеся из-за прибрежных кустов. Похоже было, что там происходила яростная борьба.
И вдруг все стихло.
Держа наготове винтовки, Кирилл и Тарас.,нача-ли осторожно пробираться меж кустами. Раздвинув ветви, они опешили: на утоптанном, примятом снегу замертво лежал рослый мужчина; второй, поменьше ростом (почему-то в кальсонах и носках!) стаскивал с его ноги, сжав локтями, меховой сапог.
Услыхав шум, неизвестный поднял на пограничников помутневшие от злобы и страха глаза. Шапка слетела с его головы, и ветер шевелил седые спутанные волосы. На губах и на подбородке краснела заледеневшая кровь.
Только тут, сделав еще шага два, Кирилл и Тарас разглядели, что шея лежавшего на снегу человека была чем-то перерезана. В свете луны на снегу рядом с его головой отчетливо выделялось большое темно-красное, почти черное пятно.
Кирилл поднял руку и дважды выстрелил в воздух.
...Скорый поезд «Москва—Пекин» подъезжал к мосту через Бездну, слегка замедлив ход. Наступило мглистое утро, какое всегда бывает, когда оттепель внезапно сменяется крепким морозом. Успевшие подняться от сна пассажиры разглядели сквозь разрисованные причудливыми узорами окна небольшую процессию — заиндевевших лыжников с винтовками за плечами. Первым шел высокий лыжник; он нес на спине явно обессилевшего человека. Замыкавшие процессию лыжники тащили на волокуше из еловых ветвей какой-то, по-видимому, тяжелый груз; что именно, разобрать было трудно.
— Наверное, охотники, — сказал один из пассажиров.
— На волков ходили, — ответил другой.
Яблони в цвету
— Зима у нас длинная — восемь месяцев в году, — сказал Владимир Сергеевич Парфенов. — Бывает и так: на дворе июнь, а в оврагах еще снег. Мы ведь живем почти на одной широте с полюсом холода!
Полковник пожал плечами:
— И поверить невозможно!
— Хотите верьте, хотите нет, — усмехнулся Парфенов.
Они стояли в большом, в несколько гектаров саду. Низкорослые, раскидистые яблони были в цвету, и, если бы не нежное благоухание, наполнявшее воздух, можно было бы подумать, что сад обсыпан густыми хлопьями снега.
— И они дадут плоды? — с сомнением спросил полковник.
— Который уж год плодоносят. Мы разбили этот сад незадолго перед войной.
— И что же... Крупные родятся яблоки?
— Граммов по двести, по двести пятьдесят.
— Четверть кило? — изумился полковник. — Что же это за сорт?
— Мичурин назвал его «Тянь-шаньский медовый». Вы, конечно, знаете о работах Ивана Владимировича по скрещиванию и последующему воспитанию растений. Наш сад — живой памятник Ивану Владимировичу. Климат здесь суровый, одна карликовая лопарская береза растет. Видели ее?
— Такая корявая, метра в два?
— Она самая... А мичуринские яблони не отступили. У нас и вишня созревает и крыжовник...
Парфенов прямо-таки весь сиял. Он готов был останавливаться у каждой яблони, около каждой вишни, рассказывая их «родословную», расхваливая их вкусовые и прочие качества.