Сетеподъемный бот-кавасаки боцман Доронин знал так же хорошо, как и «Вихрь». Отец его Никодим Прокофьевич работал главным неводчиком Усть-Большерецкой рыбалки на западном побережье Камчатки, и семи лет Семен уже играл со сверстниками в ловцов и курибанов [14] , в девять — отец взял его с собой на глубинный лов сельди, к четырнадцати годам он начал помогать ловцам забрасывать невод, а в шестнадцать надел робу с отцовского плеча и работал на кавасаки у сетеподъемной машинки.

Словом, до военной службы Семену пришлось не­мало поплавать на кавасаки, но никогда еще ему не приходилось попадать на нем в такой шторм. Ка­васаки — суденышко маленькое, всего шестнадцать метров в длину, и экипаж его — обычно не более ше­сти рыбаков — во время непогоды с трудом разме­щается в носовом кубрике. Сейчас же на борту, не считая Семена с Алексеем, было девять человек. (Ве­роятно, для того, чтобы побыстрее разлить креозот и смолу по лежбищу котиков, хозяева «Хризантемы» намеренно увеличили команду бота.)

Семерых «рыбаков» Доронину кое-как удалось втиснуть в кубрик, заперев его снаружи на задвижку, двоих же пришлось оставить вместе с Алексеем в будке машинного отделения. Сам боцман остался за будкой, на площадке рулевого, у румпеля, погля­дывая то вперед, где в темноте едва был различим силуэт сторожевика, взбегающего на волны, то за корму — там мотался на буксире второй кавасаки с Левчуком и Ростовцевым.

Сдерживаемый буксирным тросом, кавасаки не мог уже взбираться на гребни высоких волн и ковы­лял, то и дело зарываясь носом и черпая на себя тон­ны воды. Хорошо еще, что удалось заблаговременно наглухо закрыть трюм с бидонами деревянными щи­тами и крепко-накрепко задраить сверху брезентовым полотнищем, а то бы трюм в момент заполнился до краев — и гуляй на дно кормить крабов!..

Чтобы ослабить натяжение троса, Доронин, приот­крыв дверь в машинную будку, приказал Алексею запустить мотор.

Мотор чихнул раз пять, прежде чем ритмично за­стучали клапаны, но Доронин не слышал этого — ка­васаки зарылся носом в очередную волну. Тяжелый гребень загнулся, с грохотом обрушился на палубу, ударился о будку, так что она затрещала, и накрыл пригнувшегося боцмана. Волна была так тяжела, словно по спине прокатились пятипудовые мешки. Доронин согнулся в дугу, но не выпустил из рук румпеля руля.

Баулин не зря думал, что его ребятам на каваса­ки куда труднее, чем на «Вихре». Волны почти бес­прерывно покрывали маленький бот, он ковылял, тре­щал, кланялся, переваливался с боку на бок, нырял и все-таки выкарабкивался на свет божий, слушаясь твердой руки Доронина, как взнузданный конь слу­шается опытного наездника.

Площадка рулевого находилась на самой корме, за будкой машинного отделения, и, борясь с крутой волной тайфуна, прищурив глаза, весь напружась, Се­мен то и дело больно ударялся лбом, щеками и носом в дверь будки и не мог уже разобраться, от океанской ли воды или от крови у него солоно на губах и во рту, вода или кровь застилает ему глаза.

Только бы не выпустить румпель руля, только бы удержать румпель!..

Не легче, чем Семену Доронину на палубе, было и Алексею Кирьянову в будке. Машинное отделение называлось так будто в насмешку. В середине узкой, низкой будки находился мотор, в проходах по сторо­нам можно было стоять только боком, пригнувшись, чтобы не ударяться головой в потолок, обитый листа­ми толстой жести. К тому же Алексей находился в этой тесноте не один — с него не спускали глаз двое «рыбаков», обозленных и, как то понимал Але­ксей, готовых на любую подлость.

От непривычного напряжения сводило шею, и того гляди упадешь во время крена на рычаги или на го­рячие цилиндры мотора или сунешься рукой на рас­каленные шары зажигания. Грудь спирало от духоты, от копоти, в носу и в глотке першило от испарений бензина, от вони перегретого машинного масла.

Беда пришла, когда кавасаки вслед за «Вихрем» угодил в «толчею», в самый центр циклона. Бот за­качался во все стороны, как ванька-встанька, и тут-то вдруг и сорвалась с болтов расположенная в носу сетеподъемная машинка. Со всей силой двухсот пя­тидесяти килограммов стальная штуковина скользну­ла наискось по палубе и, задев краешком угол буд­ки, проломила его.

Не думая уже о том, что можно упасть на мотор, Алексей скинул бушлат и, как пробкой, заткнул им пролом. В этот-то момент один из «рыбаков» выхва­тил из пазов в стене гаечный ключ и наотмашь уда­рил Кирьянова. Не накренись кавасаки — удар при­шелся бы по голове. Падая на пол, Алексей успел громко вскрикнуть.

Оставив румпель — тут уж мешкать некогда! — боцман рванул дверцу машинного отделения и бро­сился на помощь товарищу. Пока он протиснулся между мотором и стенкой, туда, где на полу боролись Кирьянов и один из «рыбаков», второй проскользнул с другой стороны мотора на площадку рулевого, за­хлопнув дверь, запер ее щеколдой и, ухватившись за выступы трюмного люка, рискуя быть смытым за борт, пробрался на нос и сбросил с крюка буксирный трос.