Когда очередь дошла до Вадима, он сказал, как его зовут, коротко упомянул о цели приезда (легенда про будущую книгу уже отскакивала от зубов) и спросил, когда Екатерине Михайловне будет удобно поговорить с ним несколько минут. Может быть, он угостит ее кофе?

— Надо же, писатель! Я, знаете ли, страстная читательница, но читаю классическую литературу, а с современными авторами, увы, практически не знакома. К нам сюда книг не привозят, а сама я не выезжала из города уже много лет, так что…

Екатерина Михайловна смущенно пыталась оправдаться, не задев самолюбия Вадима, и слышать это было гораздо приятнее вчерашних хамовато-пренебрежительных слов Гульнары.

Договорились, что Вадим зайдет в обеденный перерыв, они вместе попьют чаю и спокойно побеседуют.

За время, оставшееся до перерыва, Вадим успел обойти весь город, и впечатление у него теперь было еще более тягостное, чем сложилось по приезде. Было здесь кое-что похуже плохих дорог, разваливающихся зданий и грязи.

Провалы — вот что было лицом, визитной карточкой городка Верхние Вязы, и Вадим, побывавший во многих городах и странах, нигде и никогда ничего подобного не видел. От одного взгляда хотелось напиться.

Как он знал, провалов было три. До первого, самого большого и старого, Вадим не добрался: он назывался Боковушкой и находился за чертой города, в лесу, в стороне от предприятия.

Два других находились в городе, однако в тех районах Верхних Вязов уже давно никто не жил и не работал. Эта часть города была огорожена как потенциально опасная зона, и располагалась она ниже, поэтому Вадим хорошо видел общую картину.

Центральный провал чернел на территории ныне заброшенного, давно уже не работающего рудника, а Школьный назывался так потому, что рядом с ним находилась школа. Земля разверзлась неподалеку от торца здания, и при мысли о том, что это могло произойти, когда в школе и возле нее были дети, Вадима замутило.

Школьный провал был самым неглубоким, но зато его затопило водой — видимо, грунтовые воды наполнили яму. Здание школы было длинным, и большая часть его еще торчала на поверхности, а другая, меньшая, скрылась под водой.

Вадим смотрел на здание и вновь образовавшееся озеро издалека, и ему казалось, что мутная вода надвигается на школу. Провал постепенно расширялся, строение сползало все ниже, и недалек тот день, когда вода поглотит его целиком, затопит коридоры и лестницы, хлынет в вестибюли и классы, когда-то наполненные детьми. Хотя, наверное, все будет не так: края провала разойдутся еще шире, и здание провалится внутрь.

Вдалеке, за школой, все еще высились корпуса, трубы, полуразрушенные строения, остовы машин, ржавая техника. Территория предприятия густо заросла деревьями, кустарниками, травой; сейчас, когда зелени не было, из земли торчали стволы и голые ветви, отчего общий вид был еще более зловещим. Железнодорожные пути, которые больше никуда не вели. Брошенные вагоны, многие перевернутые, валяющиеся на боку, как мертвые животные.

Центральный провал не был залит водой, в отличие от Школьного. Это была огромная дыра в земле, похожая на воронку или кратер вулкана. Вадим вычитал в Интернете, что глубина этого провала — двадцать один метр (а Боковушка и того глубже).

Что сейчас на дне Центрального провала? Вадим знал, что в момент его образования под землю провалились несколько человек, два грузовика и легковой автомобиль.

Стоит ли попробовать подойти поближе, рассмотреть? Да, проход запрещен, имеется и ограждение, но вряд ли кто-то остановит Вадима, вряд ли там по сей день есть охрана. Скорее всего, люди годами не приближались к изъязвленной проломами земле.

Вадим смотрел на заброшенные здания, на разрушенный рудник, на тонущую школу и на раззявленную в безмолвном крике черную пасть земли, чувствуя, как его наполняет ощущение, похожее на то, которое он испытывал, просыпаясь от ночного кошмара. Душный, сковывающий ужас от увиденного.

Невыносимость открывшейся картины.

Облегчение, что это был всего лишь сон.

Сейчас и ужас был, и возможность «проснуться» имелась. Надо просто сесть в машину и уехать, забыть про Верхние Вязы с его провалами, непроглядными ночами, с былыми трагедиями, тайнами и жителями, заживо похоронившими себя там, откуда не выбраться.

Просто жить дальше. Мало ли на свете дурных мест, один вид которых способен поселить в сердце отчаяние и боль? Невозможно все исправить, но можно выстроить вокруг себя защитное поле. Не думать. Не вспоминать.

«А Ирочка? Ты готов сдаться?»

Вадим затушил сигарету, сел в машину и поехал на почту. У Екатерины Михайловны через полчаса начнется обеденный перерыв.