– Мы благодарим вашу светлость. Мы потревожим вас только на одну ночь – важные дела заставляют нас спешить.

– В таком случае, господа, имейте в виду, что я и мои друзья отличаемся несколько сибаритскими вкусами и привычками, и наша манера развлекаться может быть заразительна. Не ешьте и не пейте ничего, кроме того, что привезли с собой, и у вас не будет никаких трудностей. Надеюсь, это предупреждение не повлияет на ваше мнение о моем гостеприимстве.

– Ни в коей мере. Мы приехали сюда не развлекаться, нас интересует только возможность укрыться от грозы.

Лорд Дальдас сделал широкий приглашающий жест:

– Когда вы немного отдохнете, мы сможем снова побеседовать.

Лакей провел гостей в помещение с шестью диванами. В находящейся рядом ванной комнате приезжие могли воспользоваться ниспадающей с потолка обильной струей теплой воды, мылом из экстракта алоэ с пальмовым маслом и полотенцами из льняного волокна. Вымывшись, путники подкрепились принесенной с собой провизией, вынутой из седельных сумок.

– Ешьте досыта, – посоветовал Эйлас. – Не следует выходить из этой комнаты голодными.

– Лучше всего вообще не выходить отсюда до утра, – заметил Ейн.

– Как же так? – возмутился Шарис. – Неужели тебе не интересно?

– Такого рода забавы меня мало интересуют. Я собираюсь сейчас же разлечься на диване.

– Я люблю повеселиться, когда у меня подходящее настроение, – вмешался Каргус, – но смотреть на то, как веселятся другие, мне не нравится. Я тоже прилягу, и пусть меня забавляют мои собственные сны.

Бод сказал:

– Я останусь здесь, меня уговаривать не придется.

Эйлас повернулся к Гарстангу:

– А вы как думаете?

– Если вы никуда не пойдете, я тоже не пойду. Если же вы решите взглянуть на друзей лорда Дальдаса, я буду рядом, чтобы оградить вас от искушения и неумеренности.

– Шарис?

– Не могу сидеть за запертой дверью. По меньшей мере, я хотел бы пройтись и понаблюдать за происходящим через эти дурацкие дырки в маске.

– Тогда я пойду с тобой – с той же целью, с какой Гарстанг вызвался сопровождать меня. Втроем мы будем достаточно защищены от соблазна.

Шарис пожал плечами:

– Пусть будет по-вашему.

– Кто знает, что может случиться? Пойдем, поглазеем на местные чудеса.

Надев полумаски, Шарис, Эйлас и Гарстанг вышли из комнаты.

Высокие арочные проходы вели на террасу, где воздух был напоен ароматами цветущих апельсиновых деревьев, жасмина, элетеи и клеанотиса. Три гостя присели на софу, выложенную темно-зелеными бархатными подушками. Тучи, обещавшие сильную грозу, прошли стороной; выдалась теплая, почти безветренная ночь.

Высокий человек с мелкими черными кудрями и небольшой черной бородой, щеголявший в темно-красном костюме, остановился, проходя мимо:

– Как вам нравится моя вилла?

Гарстанг покачал головой:

– Не нахожу слов.

Эйлас ответил:

– Мне еще многое непонятно.

Глаза горели на бледном лице Шариса, но, подобно Гарстангу, ему нечего было сказать.

– Присядьте, побеседуйте с нами, лорд Дальдас, – пригласил Эйлас.

– С удовольствием.

– Вы разожгли наше любопытство, – сказал Эйлас. – Вас окружает пьянящая красота, здесь все кажется нереальным, как во сне.

Лорд Дальдас посмотрел кругом так, будто видел свою виллу впервые:

– Что такое сон? Повседневное восприятие – тоже сон. Глаза, уши, нос создают образы в мозгу, и мы называем эти образы «реальностью». Ночью, когда мы спим, вторгаются другие образы, происходящие из неведомого источника. Временами сновидения ярче и ощутимее так называемой «реальности». Что материально, а что – иллюзия? Зачем даже пытаться разграничивать эти понятия? Пробуя превосходное вино, только педант анализирует каждый компонент его аромата. Восхищаясь прекрасной девушкой, измеряем ли мы циркулем величину и взаимное расположение костей ее черепа? Разумеется, нет. Красоту следует признавать такой, какова она есть, – в этом основной принцип виллы Мероэ.

– Не наступает ли пресыщение?

Лорд Дальдас улыбнулся:

– Вам когда-нибудь приходилось испытывать пресыщение во сне?

– Не приходилось, – признался Гарстанг. – Сновидения всегда создают ощущение важности и неотложности происходящего.

Шарис заметил:

– И жизни, и снам свойственна утонченная недолговечность. Один укол шпагой, одно движение лезвия – и их больше нет, они улетучиваются, как сладостный аромат, унесенный порывом ветра.

– Может быть, вы объясните, однако, почему у вас все носят маски? – поинтересовался Гарстанг.