В квартире было темно и тихо, дети давно спали, и, похоже, Лев тоже лег. Но, едва Полина разделась и сбросила ботинки, как муж возник в коридоре:

— Приехала? Я уж думал, что заночуешь.

— А ты чего не спишь? — сунув ноги в тапочки и беря с обувницы цветы, спросила Полина.

— Да уже совсем собрался ложиться, в окно выглянул — смотрю, ты приехала. Ну, думаю, чаю тогда попьем вместе, — улыбнулся Лев. — По какому поводу букет? — кивнул он на розы в ее руках.

— Накрыло воспоминаниями, — коротко отозвалась Полина.

— Намек на то, что я давно тебе цветов не дарил?

— Лёва, ну при чем тут… а хотя и это тоже. Так захотелось запаха роз в квартире, не смогла удержаться.

— Давай я поставлю, а ты пока руки мой, переодевайся и иди в кухню, — распорядился муж, забирая у нее цветы.

С наслаждением постояв под теплыми струями душа, Полина намотала на мокрые волосы полотенце, завернулась в длинный банный халат и, открыв дверь ванной, сразу уловила запах котлет, которые Лев готовил не хуже, чем шеф-повар в ресторане. Запах напомнил, что ела она в последний раз рано утром, в кабинете с Двигуновым, да и едой-то в полном смысле этого слова пирожок с джемом и большой стакан кофе назвать было нельзя.

— Лёва, ты волшебник, — с чувством объявила Полина, усаживаясь за стол и беря вилку. — Есть на ночь, конечно, вредно, но удержаться невозможно.

— Ты не разговаривай, а ешь, — добродушно усмехнулся муж, садясь напротив и придвигая к себе большую кружку с чаем. — Опять, конечно, кроме кофе, ничего за весь день? — Она молча кивнула, чтобы не говорить с набитым ртом, и Лев вздохнул: — Так никакого здоровья не напасешься. Как ты вообще что-то соображаешь на голодный желудок, не могу понять?

— Плохо, Лёва, соображаю, — призналась Полина. — Сегодня вон не на ту тетку поставила, пропустила мимо ушей кое-какие показания.

— Взяли, значит? — оживился Лев.

— Да. Сашку Якутова ранили при задержании, в плечо навылет. И одного из подозреваемых в глаз. Задергают майора теперь, полечиться спокойно не дадут.

— Ну, не впервой, отпишется.

— Да, это еще хорошо, что не насмерть. Только в больнице обнадеживающих прогнозов не дали, сказали — состояние тяжелое. Если сейчас родня адвоката наймет потолковее — Якутова затаскают по допросам.

— А вообще выяснили, кто они и что? — перекидывая ногу на ногу, спросил Лев.

— Пока только в общих чертах. Я успела допросить только парня молодого и одну из женщин, но не очень продвинулась, если честно. Завтра возьмусь за мужчин. — Полина отодвинула пустую тарелку.

— Не хочу тебя расстраивать, но завтра воскресенье.

— Ах да… совсем счет дням потеряла. Ну, тогда в понедельник — если больше ничего не произойдет.

Муж укоризненно посмотрел на нее:

— А ты накаркай, накаркай…

— Сама не хочу, поспала бы лучше подольше, но ты ведь понимаешь… не от нас зависит.

— Ты чай-то будешь? — спросил Лев. — Или спать пойдем, вон носом клюешь уже?

— Ты меня сегодня исключительно с пернатыми ассоциируешь? — улыбнулась она. — Чай буду, у нас же вроде с утра пряники были?

— С утра были, — кивнул муж, вставая, чтобы налить ей чай. — А к вечеру Иван Львович затребовали молока со сладеньким. Сама понимаешь. — Лев развел руками.

— Да там же коробка была! — ахнула Полина, дотягиваясь до шкафчика над столом и шаря по полке.

— В той коробке было ровно три штуки, вот сын их на всех и разделил. Что? И не смотри на меня так, надо чаще дома бывать, тогда и без пряников не останешься.

И вроде бы сказано это было в шутку, и выражение лица мужа не изменилось, но Полина почему-то почувствовала укол, как будто Лев попытался этой вполне невинной фразой донести до нее свое недовольство.

Она так и сидела за столом, глядя не на сестру, а в стену над ее головой. Мало было собственных проблем, так теперь еще и это…

— У тебя вообще мозги есть? — выдавила наконец Анфиса.

— Ну, слушай… это жизнь, — совершенно не обидевшись на ее тон, заявила сестра. — Где-то убыло, где-то прибыло…

И вот тут Анфиса взорвалась. Она так старательно давила в себе собственное горе, отвлекаясь на поиски Гриши, что почти сумела абстрагироваться, отдалиться от всего, что произошло с ней всего за три дня, и вдруг Олеся так беспардонно, жестоко проходится по ее эмоциям…

— Вон отсюда! — процедила Анфиса, зажмурив глаза. — Пошла отсюда вон!