– Я не вижу системы, – вдруг негромко проговорил Туттон. – У жертв в списке нет совпадений. Никаких. Я вижу лишь разрозненные элементы. Чтобы воссоздать картину, не хватает деталей. Как будто… Не знаю. Не все дела учли? Такое возможно?

Карлин с готовностью кивнул.

– Вероятнее всего, часть учтена зря, часть не учтена, – заговорил он, удобно устроившись в кресле и взяв чашку с кофе. – У следствия был критерий в виде «кодовой» фразы, которая выдавала наличие постороннего влияния. Грубо говоря, подтверждало, что кто-то гипнотизировал убийц, программируя их на определенное поведение. Закладывал систему триггеров и противовесов.

– Какой-то странный подход. Не академический.

Темные глаза Карлина сверкнули.

– Если бы это дело можно было раскрыть, используя академический подход, это давно бы сделало Агентство. Им не пришлось бы выкрадывать Грина из-под носа у Старсгарда.

– А есть ли дело?

Марк пожал плечами.

– Мы считаем, что есть. Слишком много совпадений и…

– Слишком много совпадений, – прервал Ник, – и слишком мало фактов. Совпадения настолько абсурдны, что на их основе сгруппировать трупы было по-детски наивным. Нам нужны другие критерии. Как вы собираетесь делать выводы на основе неполных данных? Это все равно что выкинуть половину цифр из финансовой отчетности, а потом пытаться свести показатели.

Карлин пригубил кофе. Ник был прав. Об этом они с Грином спорили неоднократно. Но Клиффорд и Стич стояли на своем: дела связаны. Как, почему – неизвестно. Связаны, и все тут? В игры интуиции на таком уровне профайлер не верил. Значит, имелись основания, которые исполнителям не озвучили. А фактически главным критерием стала злополучная фраза, вернее, набор фраз, схожих по смыслу.

«Иногда он делает то, что должен. И даже сам не знает почему». Тупик, барьер, стена, за которую не удалось пробраться. Допросы велись постоянно, использовались различные техники, привлекались психологи, судебные психологи, специалисты по ведению переговоров. Медиаторы. Кого только не приводили к подозреваемым. Но в определенный момент звучала эта фраза, и за ней следовала пустота.

Убийцы тех жертв, чьи имена внесли в список, эту фразу проговорили. И каждый раз она звучала в тот момент, когда появлялась угроза раскрытия личности сообщника. Наставника. Того, кто показывал убийце: месть возможна. Достижение цели возможно. Он может получить все что захочет, просто по праву сильного.

Телефон Карлина пискнул.

Грин.

«Я был прав».

Через мгновение завибрировал аппарат Туттона. Тот взял трубку с некоторым удивлением.

– Да, я. – Внимательно слушая, что ему говорят, Ник смотрел в лицо профайлеру, и Марку не нравился этот взгляд. Положив телефон несколько мгновений спустя, Ник обреченно потер виски. – Грин сказал, что допрос убийцы моего отца дошел до предела.

– Это значит?..

– Она сказала: «Я просто делала то, что должна, то, что могу. Сама не знаю почему».

– Черт.

– Еще одна фамилия. А нам предстоит расследование еще двух смертей, которых нет ни в одном списке.

Марк нахмурился.

– Вы о чем?

– Энтони и Клер Туттон. Мои старшие брат и сестра. Надо убедиться, что их смерти вписываются в наш круг. И тогда мы поставим фамилию Туттон в список.

– Это дает структуру? – прищурился Марк.

Николас ловко вытащил из груды список и вчитался в него.

– Нет. Но у меня появляется гипотеза.

1960 год

Спутник-7

Если бы Габриэле сказали, что она вернется в цитадель зла, в место, которое не смогло лишить ее жизни, но почти лишило души, исковеркав детство и представления о справедливости, несправедливости, морали и истине, она бы рассмеялась такому шутнику в лицо. Она бы бросила в него доказательства, указала на чуть заметную татуировку с предательским номером, навсегда выгравированным на ее проклятой душе, а потом отправилась бы в ближайший подвал, где производят алкоголь, которому закрыт вход на рынки возрожденной Европы, и заглушила бы шок призрачным намеком на забвение.

Если бы ей сказали, что можно начать заново, найти в себе силы, соткать себя из чужих ожиданий и страхов и снова научиться жить, полюбить и обрести смысл в жизни после того, как весь мир был лишен этого смысла по мановению жестокой руки, она бы не поверила.

Но именно она и именно сегодня стояла на пороге небольшой недавно отстроенной больницы закрытого города ученых Спутника-7. Города, в военное время носившего совершенно другое название. Города, истинное предназначение которого не читалось в великолепных улицах, построенных по советскому образцу. Квартиры с высоченными потолками, чистота, порядок, правила, наука. Парки. Театр.

Маленький город был похож на целое государство. Смешно. Она так и не смогла уехать от него далеко. Осела в Треверберге, вышла замуж за человека, который спас ее из рук врага в тот момент, когда надежда, подпалив прогнившие опоры души, чуть не уничтожила ее, – и многих других детей и подростков, номер на чьей руке свидетельствовал о принадлежности Объекту. Объекту и чудовищам в человеческом обличье, которые совершали бесчеловечные поступки во имя жестокого бога по имени Наука.

А теперь Габриэла вернулась в Спутник-7. Уже не маленькая девочка – ей двадцать семь, она дипломированный врач. Вернулась женщина, жена. Пусть, в отличие от мужа, она не трудилась в лабораториях, на которые и смотреть не могла после пережитого, она заняла себя другим: спасением жизней, реабилитацией, выводом людей из крайней степени истощения. Даже если это никогда никому не пригодится. Даже если войны больше не будет, она хотела оказаться готовой к самому страшному сценарию.