Наши взгляды встречаются. Его улыбка исчезает. Тень чего-то иного, чем презрение, мелькает в его холодных голубых глазах.

Одним быстрым движением он соскальзывает с меня и встает.

Я вижу, как у него напрягаются плечи, когда он поворачивается ко мне спиной, проводит рукой по темным густым волосам и резко обращается ко мне:

– Мне никто не запрещал тебя трогать, так что лучше не испытывай меня.

Его голос звучит глухо и хрипло, будто он наглотался камней. Не знаю, кто из нас сейчас больше выбит из колеи.

Я сажусь на диване. Он оборачивается и смотрит на меня с такой гримасой, будто я Гарри Поттер, а он – Волан-де-Морт.

Почему этот мужчина такой противный?

Хотя, плевать на это. Мне просто хочется пнуть его в голень. Нет – лучше в какое-нибудь более чувствительное место.

Прежде чем я успеваю закидать его новой порцией невнятных ругательств сквозь кляп, он хватает меня за запястья, поднимает, оттаскивает на пару шагов назад и швыряет в кресло, где сидел сам. Он застегивает ремень безопасности, туго затянув его на моих бедрах. А потом нависает надо мной – весь такой мускулистый и смертельно опасный.

Он произносит:

– У тебя есть выбор, подруга. Либо ты тихо сидишь здесь до конца полета, либо продолжаешь испытывать мое терпение. Если выберешь второе, последствия будут тяжелые.

Видимо, язык тела передает мое сомнение в его угрозах, так что он уточняет:

– Я позову сюда ребят, чтобы они посмотрели, как я сорву с тебя эту твою нелепую пачку и буду хлестать по голой жопе, пока не покраснеет. Потом они проделают то же самое по очереди. А потом… – многозначительное молчание. – Я позволю им по очереди делать все, что хочется.

Господи Иисусе, хотелось бы мне знать морзянку – я бы этому козлу сейчас таких кошмарных угроз наморгала, что он бы до конца жизни спать не смог.

Что-то в моих глазах вызывает у него улыбку. Как же мерзко, что он заряжается от моей ярости.

– Ну так какой вариант? Первый или второй?

Он вскидывает бровь и ждет моего ответа. Не разрывая зрительный контакт, я поднимаю связанные руки и выставляю один палец.

Средний.

В его челюсти дергается мускул. Он медленно выдыхает через нос. Какое-то время играет желваками – это, видимо, его фишка, – а потом расправляет плечи и смотрит на меня как на кусок дерьма, прилипший к подошве.

Когда у него звонит телефон, он достает его из кармана с неуловимой для глаза скоростью.

Полным напряжения голосом он приказывает звонящему:

– Говори.

Деклан слушает сосредоточенно, не двигаясь, его глаза сужаются, а взгляд фокусируется на какой-то точке над моей головой. Свободная рука сжимается в кулак. Потом он закрывает глаза и шепчет:

– Черт.

Еще какое-то время слушает, потом отключается. Его руки опускаются.

Потом он просто стоит на месте, закрыв глаза. Каждая мышца в его теле напряжена до предела. Его рука так крепко вцепилась в телефон, что побелели костяшки.

Когда он наконец открывает глаза и смотрит на меня, его глаза уже не голубые.

Они черные.

Я понимаю: сейчас не лучшее время демонстрировать, что ему стоило сковать мне руки за спиной, а не спереди. Чтобы вырвать кляп, мне нужно всего-то дотянуться до галстука, вытащить его изо рта и спустить на подбородок.

Но, кажется, сейчас мой похититель не особо настроен со мной бодаться, так что я выжидаю.

Он резко разворачивается и шагает по направлению к своей банде. Говорит им несколько слов. Какими бы ни были новости, они их шокируют. Они ерзают в креслах, переговариваются друг с другом и кидают на меня странные взгляды. Киран выглядит особенно озабоченным.

У меня нет времени поразмыслить над происходящим, потому что Деклан возвращается ко мне: его глаза горят огнем, а челюсть – как камень.

Он пролетает мимо и исчезает в баре за перегородкой. Через секунду он снова появляется со стаканом воды. Затем садится напротив меня и протягивает мне стакан без единого слова.

Когда я беру его, Деклан подается вперед, вытаскивает галстук у меня изо рта и тянет его вниз, пока он не повисает у меня на шее, как ожерелье. Или как петля.

Удивившись такому повороту событий, я благодарю его.

Он не отвечает. Просто сидит и пялится на меня с самым мрачным выражением. Его указательный палец отбивает медленный ровный ритм на подлокотнике кресла.

Я опустошаю стакан с водой, чувствуя, как за каждым моим движением наблюдают. Как он думает, глядя на меня. В его глазах – размышление. Расчет. Жесткость.

О чем бы ни шла речь в телефонном разговоре, он как-то касался меня.

Мы сидим в неловкой тишине, пока мне не становится настолько не по себе, что я чуть ли не ежусь в кресле.