Однако его голос потонул в очередном взрыве гогота. Дворяне обращали на него не больше внимания, чем на комаров, жужжащих в напоённом морской солью воздухе, пропитанном запахом жареного мяса и пива.

— Отпусти, дядька Перфилий! — вскричал пацан и попытался укусить за руку усатого, удерживающего его.

Но тот ещё крепче прижал мальчишку и громко прошипел:

— Молчи, молчи! Они же и тебя убьют, дурёныш. Мы… мы полностью в их власти. Это… это испытание дали тебе боги Хаоса. Ты должен пережить его.

Парень зарыдал пуще прежнего, горько, жалобно, аж подвывая. И его отчаянный взгляд скользнул по моей фигуре, замершей возле ворот. В детских глазах вспыхнула безумная надежда, но тут же погасла. Он по моему простенькому плащу сообразил, что в таком наверняка может ходить лишь простолюдин. А какой можно ждать помощи от плебея, когда в деле замешаны дворяне?

Однако паренёк не успокоился. Он метнул взор в сторону приоткрытых окон, откуда вылетали громкий смех, звон тарелок, стук кружек и игривые взвизгивания служанок. И пацан открыл было рот, да так и замер, не решаясь крикнуть «помогите».

Кажется, даже его детский разум сообразил, что пирующие там дворяне не заступятся за его мать, а скорее присоединятся к развлечению троицы грёбаных упырей.

— Пойдём, Митяй, пойдём, — прошептал Перфилий и потащил верещащего пацана за конюшню, опасливо поглядывая на дворян.

Один из них обратил на него внимание и грозно крикнул:

— Куда, отребье?! Стойте и глядите! Будем вам впредь наука, чтобы вы лучше исполняли свои обязанности! А то совсем распустились! Ух-х-х я вас всех, сволочей! Обленились да жирком заплыли! Забыли уже, что вы обязаны служить нам верой и правдой! Для того вас боги Хаоса и создали! А мы по праву рождения повелеваем вами!

— Отличная речь, сударь Карпов! — одобрительно причмокнул слюнявыми губами третий аристократ и повелительно ткнул пальцем Перфилию, чтобы он с мальчонкой встал поближе к мычащей женщине.

Мужчина испуганно закивал и потащил пацанёнка к матери.

Признаться, даже моё чёрное сердце на миг дало сбой, глядя на творящееся бесчинство. Впрочем, божественный голосок в моей голове начал твердить, что такое в этом мире происходит сплошь и рядом. Ничего не изменить. Богатые и сильные смертные всегда будут ради собственного удовольствия издеваться над своими более слабыми собратьями. Так устроен мир.

— Локки, — громко прошипела Мия, не успев отойти далеко. — Ты чего замер? Хочешь досмотреть? Или ты… или… — её глаза во мраке капюшона шокировано блеснули. — Ты хочешь вмешаться? Да шут с ними. Это всего лишь смертные. Тем более женщина страшная, как горгулья. А её отпрыска и вовсе не жаль. Без матери-то он быстрее повзрослеет и поймёт, почём фунт лиха в этом мире. А даже если и его пристрелят, то всё одно хорошо: он помрёт, не успев много нагрешить.

— Какая злая ирония, — с кривой усмешкой пробормотал я себе под нос.

— Эй, девка! — обратил на неё внимание Карпов, вряд ли расслышавший её слова, но явно уловивший звучание голоса. — Ты вроде мило воркуешь. Скинь капюшон. Дай на тебя глянуть. Ежели окажешься в моём вкусе, то считай, сегодняшней ночью ты уже занята. А ежели совсем хороша собой, да ещё и расстараешься в постели, то смело можешь рассчитывать на золотой.

— Да пошёл ты, хряк, — насмешливо ответила та. — Сунь себе золотой в жопу.

— Чего?! — опешил дворянин и посмотрел на своих вытаращивших глаза сотоварищей, словно искал в их взглядах подтверждение того, что он не ослышался.

Даже мальчонка перестал лить слёзы и тянуть руки к матери, уставившись на Мию в немом изумлении. А та выставила вперёд точёную ножку, словно красуясь на сцене под светом софитов и взорами зрителей.

Перфилий мельком глянул на изящную конечность, выглядывающую между полами плаща, а затем шумно сглотнул и покосился на женщину, привязанную к опоре навеса. Она, как и все, замерла, поражённая в самое темечко дерзостью неизвестной девицы, то бишь смуглянки.

Казалось, даже комары притихли и лошади, прежде ржавшие в конюшне.

— Кажется, она полоумная, — предположил хлопающий зенками Окунев, всё так же сжимая нетвёрдой рукой револьвер.

— Да плевать, что она полоумная! — взревел Карпов, побагровев так сильно, что кровь едва не хлынула из пор на лице. — Стреляйте в эту суку, сударь Окунев! Даю десять золотых за попадание в голову! А ежели промахнётесь, я порублю её саблей!

Его толстые пальцы метнулись к поясу, где в богато украшенных полудрагоценными камнями ножнах покоился клинок.

— Новая потеха! — азартно взревел Окунев и направил револьвер в сторону Мии, спокойно замершей возле колодца.