— Клиническая картина есть, а лабораторного подтверждения нет. Смотрите сами — кровь идеальная. Никаких признаков воспаления, инфекции, интоксикации. ПЦР на все известные штаммы «стекляшки» и другие респираторные вирусы — отрицательный. Бакпосевы стерильные как в операционной. Магический фон чистый как у младенца. Это анализы полностью здорового человека.

Киселев выхватил бланки из моих рук, пробежал глазами, перелистнул несколько страниц. Его лицо менялось от недоверия к изумлению, потом к растерянности.

— Но это же… это невозможно! Человек при смерти, а анализы в норме? За тридцать лет практики я такого не видел!

— Я тоже, — согласился я. — Либо мы имеем дело с абсолютно новым, неизвестным науке возбудителем, который не определяется существующими методами, либо…

В этот момент зазвонил телефон. Красный аппарат внутренней связи, прямая линия из изолятора. Я схватил трубку.

— Разумовский слушает.

— Илья Григорьевич! — голос дежурной медсестры Ольги Васильевны был на грани паники. — Срочно идите сюда! С пациентом что-то происходит! Что-то невероятное!

— Что именно? Остановка дыхания? Сердца? — я вскочил, готовясь бежать.

— Нет! Симптомы меняются! Кристаллическая сыпь исчезла полностью, но появилось что-то новое! Он не может согнуть шею, кричит от света, выгибается дугой! Это похоже на…

— Менингит, — закончил я за нее. — Держитесь, мы идем!

Менингеальные знаки.

Черт возьми, теперь еще и воспаление мозговых оболочек? Но как? Вчера была клиника тяжелейшей респираторной инфекции с кожными проявлениями, а сегодня — классическая нейроинфекция?

Болезни так не мутируют! Они не меняют свою локализацию и симптоматику за одну ночь!

— Идем! — я бросился к двери, Киселев за мной.

Процедурная перед изолятором. Мы торопливо, почти срывая друг с друга, натягивали защитные костюмы — шуршащие белые комбинезоны, респираторы, двойные перчатки.

Руки дрожали от смеси адреналина и жестокого недосыпа, непослушные пальцы путались в завязках маски.

— Разумовский, — голос Киселева, приглушенный респиратором, звучал напряженно, — если это менингит на фоне вчерашней пневмонии, то мы имеем дело с генерализованной инфекцией. Сепсис. Нужно срочно менять тактику лечения. Ударные дозы антибиотиков прямо в спинномозговой канал.

— Согласен. Но сначала нужно увидеть и подтвердить, — коротко ответил я, защелкивая на лице защитные очки.

Мы вошли в изолятор. И то, что я увидел, заставило меня остановиться как вкопанного.

Иван Иванович Серов лежал в позе, которую невозможно спутать ни с чем — классический опистотонус.

Его голова была запрокинута назад до самого предела, спина выгнута чудовищной дугой, словно мост, так, что он опирался на кровать только затылком и пятками. Мышцы шеи и спины напряглись как стальные тросы, видимые даже под больничной пижамой.

Классическая поза при столбняке или тяжелейшем бактериальном менингите.

Но что поразило меня больше всего — его кожа была абсолютно чистой. Вчерашние жуткие, инопланетные синие кристаллы, которые росли прямо из кожи как ледяные иглы, исчезли без малейшего следа. Никаких рубцов, никаких язвочек, никаких остаточных отметин. Как будто их никогда и не было.

— Когда сыпь исчезла? — спросил я медсестру Ольгу Васильевну, не отрывая взгляда от пациента.

— Час назад, Илья Григорьевич, — ее голос дрожал. — Я делала обход в пять утра — кристаллы были на месте. В шесть пришла с лекарствами — кожа чистая. Они буквально… втянулись обратно, как будто их всосало внутрь. Я… я своими глазами видела последние секунды — самый большой кристалл у него на груди уменьшился и исчез, как кубик льда в кипятке. Просто растаял в коже.

Симптомы не эволюционируют постепенно, как положено при нормальном течении болезни. Они сменяют друг друга мгновенно, как слайды в жуткой презентации. Как будто кто-то невидимый сидит с пультом и просто переключает каналы — вчера был канал «двусторонняя пневмония с кожным синдромом», а сегодня включили канал «острый менингит».

Фырк спрыгнул с моего плеча, его шерсть стояла дыбом.

— Двуногий, дай-ка я загляну внутрь этого фокусника! Тут явно не просто болезнь!

Он нырнул прямо в грудь пациента, его прозрачная форма растворилась в теле. Прошла секунда, две, пять, десять. Наконец он вынырнул, и выражение его обычно наглой мордочки было крайне озадаченным.

— Двуногий, это становится всё страннее и страннее! Мозговые оболочки действительно воспалены — гиперемия, отек, даже небольшой гнойный экссудат в субарахноидальном пространстве. Но знаешь что? Опять никакого возбудителя! Ни бактерий, ни вирусов, ни грибков. Воспаление есть, а причины нет! Как будто кто-то взял и нарисовал воспаление прямо на оболочках мозга!

Киселев тем временем, отбросив растерянность, проводил классический неврологический осмотр. Его движения были четкими и отработанными годами практики.