Хоть раскопай всю столицу!

Случай недавно ужасный тут был:

Пастор какой-то немецкий

К сыну приехал – и долго ходил…

"Вы поищите в мертвецкой",-

Сторож ему равнодушно сказал;

Бедный старик пошатнулся,

В страшном испуге туда побежал,

Да, говорят, и рехнулся!

Слезы ручьями текут по лицу,

Он между трупами бродит:

Молча заглянет в лицо мертвецу,

Молча к другому подходит…

Впрочем, не вечно чужою рукой

Здесь закрываются очи.

Помню: с прошибленной в кровь головой

К нам привели среди ночи

Старого вора – в остроге его

Буйный товарищ изранил.

Он не хотел исполнять ничего,

Только грозил и буянил.

Наша сиделка к нему подошла,

Вздрогнула вдруг – и ни слова…

В странном молчаньи минута прошла:

Смотрят один на другого!

Кончилось тем, что угрюмый злодей,

Пьяный, обрызганный кровью,

Вдруг зарыдал – перед первой своей,

Светлой и честной любовью.

(Смолоду знали друг друга они…)

Круто старик изменился:

Плачет да молится целые дни,

Перед врачами смирился.

Не было средства, однако, помочь…

Час его смерти был странен

(Помню я эту печальную ночь):

Он уже был бездыханен,

А всепрощающий голос любви,

Полный мольбы бесконечной,

Тихо над ним раздавался: "Живи,

Милый, желанный, сердечный!"

Всё, что имела она, продала -

С честью его схоронила.

Бедная! как она мало жила!

Как она много любила!

А что любовь ей дала, кроме бед,

Кроме печали и муки?

Смолоду – стыд, а на старости лет -

Ужас последней разлуки!..

Есть и писатели здесь, господа.

Вот, посмотрите: украдкой,

Бледен и робок, подходит сюда

Юноша с толстой тетрадкой.

С юга пешком привела его страсть

В дальнюю нашу столицу -

Думал бедняга в храм славы попасть -

Рад, что попал и в больницу!

Всем он читал свой ребяческий бред

Было тут смеху и шуму!

Я лишь один не смеялся… о, нет!

Думал я горькую думу.

Братья-писатели! в нашей судьбе

Что-то лежит роковое:

Если бы все мы, не веря себе,

Выбрали дело другое -

Не было б, точно, согласен и я,

Жалких писак и педантов -

Только бы не было также, друзья,

Скоттов, Шекспиров и Дантов!

Чтоб одного возвеличить, борьба

Тысячи слабых уносит -

Даром ничто не дается: судьба

Жертв искупительных просит".

Тут наш приятель глубоко вздохнул,

Начал метаться тревожно;

Мы посидели, пока он уснул,-

И разошлись осторожно…

<Первая половина 1855>

В одном из переулков дальних

Среди друзей своих печальных

Поэт в подвале умирал

И перед смертью им сказал:

"Как я назад тому семь лет

Другой бедняк покинул свет,

Таким же сокрушен недугом.

Я был его ближайшим другом

И братом по судьбе. Мы шли

Одной тернистою дорогой

И пересилить не могли

Судьбы, равно к обоим строгой.

Он честно истине служил,

Он духом был смелей и чище,

Зато и раньше проложил

Себе дорогу на кладбище…

А ныне очередь моя…

Его я пережил не много;

Я сделал мало, волей бога

Погибла даром жизнь моя,

Мои страданья были люты,

Но многих был я сам виной;

Теперь, в последние минуты,

Хочу я долг исполнить мой,

Хочу сказать о бедном друге

Всё, что я видел, что я знал

И что в мучительном недуге

Он честным людям завещал…

Родился он почти плебеем

(Что мы бесславьем разумеем,

Что он иначе понимал).

Его отец был лекарь жалкой,

Он только пить любил, да палкой

К ученью сына поощрял.

Процесс развития – в России

Не чуждый многим – проходя,

Книжонки дельные, пустые