Тщеславья и роскоши нег;

Он в собственном доме пришелец

Занявший в конуре ночлег.

В его деревянной пристройке

Свеча одиноко горит;

Скупец умирает на койке

И детям своим говорит:

2

"Огни зажигались вечерние,

Выл ветер и дождик мочил,

Когда из Полтавской губернии

Я в город столичный входил.

В руках была палка предлинная,

Котомка пустая на ней,

На плечах шубенка овчинная,

В кармане пятнадцать грошей.

Ни денег, ни званья, ни племени,

Мал ростом и с виду смешон,

Да сорок лет минуло времени -

В кармане моем миллион!

И сам я теперь благоденствую,

И счастье вокруг себя лью:

Я нравы людей совершенствую,

Полезный пример подаю.

Я сделался важной персоною,

Пожертвовав тысячу в год:

Имею и Анну с короною,

И звание друга сирот.

Но дни наступили унылые,

Смерть близко – спасения нет!

И время вам, детушки милые,

Узнать мой великий секрет.

Квартиру я нанял у дворника,

Дрова к постояльцам таскал;

Подбился к дочери шорника

И с нею отца обокрал;

Потом и ее, бестолковую,

За нужное счел обокрасть

И в практику бросился новую -

Запрегся в питейную часть.

Потом…"

3

Вдруг лицо потемнело,

Раздался мучительный крик -

Лежит, словно мертвое тело,

И больше ни слова старик!

Но, видно секрет был угадан,

Сынки угодили в отца:

Старик еще дышит на ладан

И ждет боязливо конца,

А дети гуляют с ключами.

Вот старший в шкатулку проник!

Старик осадил бы словами -

Нет слов: непокорен язык!

В меньшом родилось подозренье,

И ссора кипит о ключах -

Не слух бы тут нужен, не зренье,

А сила в руках и ногах:

Воспрянул бы, словно из гроба,

И словом и делом могуч -

Смирились бы дерзкие оба

И отдали б старому ключ.

Но брат поднимает на брата

Преступную руку свою…

И вот тебе, коршун, награда

За жизнь воровскую твою!

<1851>, весна 1855

Роскошны вы, хлеба заповедные

Родимых нив,-

Цветут, растут колосья наливные,

А я чуть жив!

Ах, странно так я создан небесами,

Таков мой рок,

Что хлеб полей, возделанных рабами,

Нейдет мне впрок!

Лето 1855

Вот и больница. Светя показал

В угол нам сонный смотритель.

Трудно и медленно там угасал

Честный бедняк сочинитель.

Мы попрекнули невольно его,

Что, заблуждавшись в столице,

Не известил он друзей никого,

А приютился в больнице…

"Что за беда, – он шутя отвечал:-

Мне и в больнице покойно.

Я всё соседей моих наблюдал:

Многое, право, достойно

Гоголя кисти. Вот этот субъект,

Что меж кроватями бродит,-

Есть у него превосходный проект,

Только – беда!- не находит

Денег… а то бы давно превращал

Он в бриллианты крапиву.

Он покровительство мне обещал

И миллион на разживу!

Вот старикашка актер: на людей

И на судьбу негодует;

Перевирая, из старых ролей

Всюду двустишия сует;

Он добродушен, задорен и мил

Жалко – уснул (или умер?),

А то бы, верно, он вас посмешил…

Смолк и семнадцатый нумер!

А как он бредил деревней своей,

Как, о семействе тоскуя,

Ласки последней просил у детей,

А у жены поцелуя!

Не просыпайся же, бедный больной!

Так в забытьи и умри ты…

Очи твои не любимой рукой -

Сторожем будут закрыты!

Завтра дежурные нас обойдут,

Саваном мертвых накроют,

Счетом в мертвецкий покой отнесут,

Счетом в могилу зароют.

И уж тогда не являйся жена,

Чуткая сердцем, в больницу -

Бедного мужа не сыщет она,