Под Лейпцигом раненный, с пулей в груди,

Он вновь через сутки сражался,

Так летопись жизни его говорит:

В ряду полководцев России,

Покуда отечество наше стоит,

Он памятен будет! Витии

Отца моего осыпали хвалой,

Бессмертным его называя;

Жуковский почтил его громкой строфой,

Российских вождей прославляя:

Под Дашковой личного мужества жар

И жертву отца-патриота

Поэт воспевает. Воинственный дар

Являя в сраженьях без счета,

Не силой одною врагов побеждал

Ваш прадед в борьбе исполинской:

О нем говорили, что он сочетал

С отвагою гений воинский.

Войной озабочен, в семействе своем

Отец ни во что не мешался,

Но крут был порою; почти божеством

Он матери нашей казался,

И сам он глубоко привязан был к ней.

Отца мы любили – в герое,

Окончив походы, в усадьбе своей

Он медленно гас на покое.

Мы жили в большом подгородном дому.

Детей поручив англичанке,

Старик отдыхал. Я училась всему,

Что нужно богатой дворянке.

А после уроков бежала я в сад

И пела весь день беззаботно,

Мой голос был очень хорош, говорят,

Отец его слушал охотно;

Записки свои приводил он к концу,

Читал он газеты, журналы,

Пиры задавал; наезжали к отцу

Седые, как он, генералы,

И шли бесконечные споры тогда;

Меж тем молодежь танцевала.

Сказать ли вам правду? была я всегда

В то время царицею бала:

Очей моих томных огонь голубой

И черная с синим отливом

Большая коса, и румянец густой

На личике смуглом, красивом,

И рост мой высокий, и гибкий мой стан,

И гордая поступь – пленяли

Тогдашних красавцев: гусаров, улан,

Что близко с полками стояли.

Но слушала я неохотно их лесть…

Отец за меня постарался:

"Не время ли замуж? Жених уже есть,

Он славно под Лейпцигом дрался,

Его полюбил государь, наш отец,

И дал ему чин генерала.

Постарше тебя… а собой молодец,

Волконский! Его ты видала

На царском смотру… и у нас он бывал,

По парку с тобой всё шатался!"

– "Да, помню! Высокий такой генерал…"

– "Он самый!"- старик засмеялся…

"Отец, он так мало со мной говорил!"-

Заметила я, покраснела…

"Ты будешь с ним счастлива!" – круто решил

Старик, – возражать я не смела…

Прошло две недели – и я под венцом

С Сергеем Волконским стояла,

Не много я знала его женихом,

Не много и мужем узнала,-

Так мало мы жили под кровлей одной,

Так редко друг друга видали!

По дальним селеньям, на зимний постой,

Бригаду его разбросали,

Ее объезжал беспрестанно Сергей.

А я между тем расхворалась;

В Одессе потом, по совету врачей,

Я целое лето купалась;

Зимой он приехал за мною туда,

С неделю я с ним отдохнула

При главной квартире… и снова беда!

Однажды я крепко уснула.

Вдруг слышу я голос Сергея (в ночи,

Почти на рассвете то было):

"Вставай! Поскорее найди мне ключи!

Камин затопи!" Я вскочила…

Взглянула: встревожен и бледен он был.

Камин затопила я живо.

Из ящиков муж мой бумаги сносил

К камину – и жег торопливо.

Иные прочитывал бегло, спеша,

Иные бросал не читая.

И я помогала Сергею, дрожа

И глубже в огонь их толкая…

Потом он сказал: "Мы поедем сейчас",

Волос моих нежно касаясь.

Всё скоро уложено было у нас,

И утром, ни с кем не прощаясь,

Мы тронулись в путь. Мы скакали три дня,

Сергей был угрюм, торопился,

Довез до отцовской усадьбы меня

И тотчас со мною простился.

"Уехал!.. Что значила бледность его

И всё, что в ту ночь совершилось?

Зачем не сказал он жене ничего?

Недоброе что-то случилось!"

Я долго не знала покоя и сна,

Сомнения душу терзали: