Вот это-то меня и беспокоит.

– Не стоит, доктор, – успокоил его Спок. – Если моя теория верна, скоро это перестанет вас беспокоить. Чем больше мы будем углубляться в этот район, тем меньшим станет влияние энтропии. И такие чувства, как гнев, страх и подобные им, начнут затихать и сведутся практически к нулю.

– Вы хотите сказать, что мы станем неполноценными людьми?

Спок удивленно посмотрел на Маккоя:

– Леонард, перестаньте спорить только для того, чтобы поспорить.

У Маккоя открылся рот.

– Если вы считаете, что отсутствие ярости, гнева, страха, ужаса делает людей менее человечными… Я думал о вас гораздо лучше. Но мне кажется, что нужно как можно скорее помириться и примириться с тем, кто и что мы есть. В месте, где все настолько нестабильно, подобная информация может очень пригодиться.

– Ну что, продолжаем путь наверх?

– В горы, капитан.

И они пошли. Несмотря на все странности, происходившие вокруг них, Джим даже находил это все приятным. Ему показалось, что не он один руководит кораблем, а сразу весь экипаж, а ощущать почти физически рядом с собой четыреста тридцать восемь человек было огромной радостью для него. Единственной проблемой стало то, что видения сменялись теперь крайне нерегулярно.

Он посмотрел направо:

– Неприятности, Спок?

– Похоже, что мы входим в зону беспорядочного смешивания энтропии и антиэнтропии. Данные трикодера весьма хаотичны, но я подозреваю, что далее последует район, где резко возрастет влияние антиэнтропии. Мы подходим к самому сердцу аномалии, капитан.

– Понятно, – ответил Джим, поворачиваясь к остальным. – Мы почти прибыли к месту назначения Мы здесь для того…

Он на мгновение замолк. За то время, пока он отвлекся от своего экипажа, это место успело поработать над его людьми. Все его товарищи помолодели и выглядели такими сильными и выносливыми, что Джим удивился, как это он боялся предупредить своих людей об опасности? М-да, скажи он сейчас: «Мой экипаж самый лучший во всем Звездном Флоте», – это показалось бы довольно странным, но совершенно неожиданно он понял, что это правда. Джим немного смутился, когда почувствовал столь теплые чувства к своим подчиненным, а те спокойно стояли, готовые выполнить любые его распоряжения. Джим занервничал, но продолжил:

– Держитесь все вместе, следите внимательно за тем, что происходит вокруг вас, старайтесь ничего не упустить. Спок сказал, что нам нужно еще немного подняться вверх.

Ему не было необходимости прислушиваться к одобрительному гулу, поскольку он почувствовал их согласие, поддержку и готовность идти, куда бы он ни приказал, и эта мысленная волна ударила его так сильно, что он едва устоял на ногах:

– В таком случае, пойдем, – он присоединился к людям, обслуживающим мостик.

На этот раз продвижение показалось им довольно трудным, поскольку вернулась гравитация, и она становилась все сильнее и сильнее, в несколько раз превысив земную. Джим с огромным усилием продвигался вперед, окружающий мир снова изменился, но возникал он какими-то урывками. Ему казалось, что его тело разрывают и тянут в разные стороны.

– Джим, – окликнул его кто-то. Тот повернулся и увидел Маккоя. – Сзади происходит нечто непонятное.

Кирк взглянул через плечо. Его люди шли, низко склонив головы, захлестнутые волной видений.

– Впереди воздух становится чище, – заметил Джим.

– Это как раз то, о чем я вам говорил. Мы нужны им… А они беспокоятся о нас, что делает их путь еще тяжелее.

– В таком случае, разделимся, – Кирк посмотрел на старших офицеров мостика, шедших рядом. – Каждый из вас возьмет себе группу людей и позаботится о ней. Боунз, пришлите мне несколько человек, они пойдут со мной.

Маккой похлопал Джима по плечу. Тот собрал свою группу, попытался определить, где же находится подъем, и возглавил движение по нестабильному, урывочному пейзажу. Боль возрастала. Способность к телепатии усилилась, и теперь его начали мучить кошмары других людей. Будь эти страдания физическими, он вынес бы их без особых трудностей. Спок обучил его приемам увеличения порога болевой чувствительности. Согласно им, боль сдерживается до тех пор, пока не становится частью человеческих ощущений, и очень скоро про нее забывают.

«Но это невыносимо, – с ужасом думал Джим, и ему снова показалось, что его мысли цепляются за чьи-то еще и становятся чужими. – А что, если я не смогу отыскать себя потом? Не думай об этом, просто иди вперед. Я не могу различить мои собственные мысли… Что все эти люди делают в моей голове? Иисус Мария, помоги мне двигаться вперед, мне не стоит загружать людей еще и своими проблемами…»

– Робби, держись…

– Мне никогда не было так страшно, как сейчас. Мне хочется лечь здесь и умереть, но я не могу. Я нужен Майре. Я нужен капитану. Ну идите же, сэр, вперед. Я с вами, хоть и умираю, но с вами…

– Ужас! Кошмар! Нужно идти! Идти! Идти!

Ситуация становилась все опаснее, хотя казалось, что ухудшаться ей дальше уже некуда. И тем не менее… Мощный поток мыслей ранил Джима, но он не осмелился блокировать его, поскольку его люди могли потерять его, сделай он это.

«Нужно просто идти. Когда-нибудь это закончится». Продвигаться становилось все труднее и труднее. Поверхность, казалось, старалась ускользнуть из-под ног. И страх, чужой страх, наполнял мозг Джима, хотя он не мог понять, где же заканчивается его и начинается чужой.