Заседание боевой группы, включая и мадам Ирену, началось, как было запланировано, в послеобеденные часы. Время поджимало, и земля, что называется, горела у братьев под ногами.

– Обходиться должны только собственными силами. И никакой помощи в подготовке со стороны! – Хозяин был здрав и категоричен. – К Шахтеру не должно просочиться и намека на готовящуюся акцию.

– Это понятно. Если заказчики хотя бы стороной узнают, что мы убрали мента, который из-за травмы скорее не человек, но растение и потому опасным быть не мог, возникнет масса ненужных вопросов и нехороших подозрений, – рассудил Миша и сделал вывод: – Значит, необходимо инсценировать скоропостижный несчастный случай – не выдержало сердце, внезапный инсульт...

– Я предлагаю травить. Не колом же его протыкать, в самом деле, – выступила мадам. И предложение ее было единственно правильным.

– Чем? Концентрированным оксидом серебра? Тогда надо срочно сообщить Фоме – не уверен, что он держит в лаборатории запасы столь сильного яда. – Макс поднялся и, с молчаливого согласия хозяина, вышел с миссией к Фоме.

– А разве Фома понимает в химии? И где его лаборатория? – воспользовавшись удобным моментом, поинтересовалась любопытная Ритка: нехорошо, если у семьи остались неведомые ей тайны.

– Биохимия и есть его основная специальность, а философия – так, увлечение прирожденного проповедника. Неужели ты не знала? – почти съехидничала мадам, но объяснила и далее: – У Фомы университетское образование, у Леры, между прочим, тоже, правда, неоконченное. Видишь, как у нас здорово подобраны кадры? А лаборатория в подвале. Просто ты никогда не удосуживалась там побывать.

– Мы отклонились в сторону. А безотлагательных проблем невпроворот, – строго напомнил хозяин, прервав лишнюю дискуссию. – С ядом придумано неплохо. Вопрос в том, кто возьмет на себя его доставку к телу?

– Могу и я. Пробраться среди ночи в палату не составит труда, а в вену иглой я уж как-нибудь да попаду, – привычно выступил на передовую Миша.

– Годится, но не совсем. Элемент риска все же остается – тебя может увидеть больной, страдающий бессонницей или спешащий на свидание к медицинской сестре, – возразил ему хозяин. – Поэтому я предлагаю следующее...

План был основателен и безупречно красив, а уж Риту порадовал особенно. Все же именно ей и мадам отводились не второстепенные, а самые главные роли. И уж она, Астахова Рита, покажет все, на что способна, будьте уверены! К тому же мешкать не следует, и исполнение назначили на следующую ночь: не хватало еще дождаться, пока майор начнет терять клыки. И только день на реквизит и подготовку.

В назначенную ночь, однако, все нужное было на месте. Погода стояла для южной ранней осени теплая и даже душная, отчего большинство больничных окон были нараспашку, что естественным образом облегчило доступ с гулкой, недавно чиненной крыши в дальний коридор верхнего этажа. Две темные фигуры, плавно изгибаясь, словно пританцовывая при луне, скользнули в неосвещенный оконный проем и тут же преобразились белыми халатами и косынками, взявшимися неведомо откуда, будто кролики из шляпы фокусника. Волшебно возникшие из ничего хорошенькие сестры милосердия заспешили в «тяжелую» палату, бесшумно перебирая по скользкому линолеуму крепкими ножками в мягких теннисных туфельках. И как в воду глядели, старушка – божий одуванчик семенила по ночному безлюдью в сторону общей уборной. Но хихикающие служебные девушки, с длинными падающими челками и бесцветными в отсутствие косметики лицами, не вызвали у бабульки особого любопытства. Осуждающе пробормотав, что, дескать, молодо-зелено и ветер в голове, куда там доглядывать за больными, старушка своей дорогой прошаркала мимо в туалет, ни разу даже не оглянувшись вслед сестричкам.

На посту в холле дремала за конторкой настоящая дежурная сестра, но ее самозваным товаркам не составило труда тенью преодолеть бдительно спящего стража. Тут же обнаружилась и заветная палата. Не до конца прикрытая дверь позволила лицезреть больничную одноместную панораму с единственной койкой посередине и лежавшего на ней в полном одиночестве выздоравливающего овоща-Крапивина.

Рита и мадам проскользнули внутрь. В нагрудном, на молнии, кармашке, в стальном футляре у Риты был запасен заранее заправленный смертоносной для новорожденного вампа Горы бодягой десятикубиковый шприц. Мадам проворно закатала рукав больничной пижамы у бодрствующего, бессмысленно таращившегося на нее идиота. Майор тихонько загукал и пустил обильные слюни. Вытирать их было некогда да и не к чему, и Рита, имевшая опыт и реальную практику студентки медучилища, приступила к делу. Без перетяжки, ловкой рукой точно вонзила в вену иглу, мадам Ирена для верности тут же намертво прижала крапивинское тело к койке, не позволяя ему и шелохнуться. Жидкость из шприца перетекла в кровь, и след от укола сам собой затерялся среди точно таких же отметин, оставшихся от многочисленных капельниц и экстренных инъекций. Оставалось лишь дождаться неминуемого конца, который и не замедлил наступить менее чем через минуту. Майор дернулся судорогой, младенчески скривив толстое, масленое лицо, дрожь сведенных мышц всколыхнула его жирную плоть, и яд парализовал сердце и дыхание. Подождав, затаившись, для верности с полчаса, лжесестрички двинулись восвояси. Так же бесшумно и незаметно. Задание было ими выполнено – незапланированный эмбрион перестал существовать.

Назавтра местные газеты вновь огласились воплями по поводу безвременной кончины доблестных милиционеров, умирающих от бандитских ран на больничных койках. Маститый хирург выступил с заявлением, что сделал все возможное для спасения жизни защитника спокойного сна местных граждан, и не его вина, что тот все же загнулся от коварно нанесенных злодейской рукой травм.

Спустя три дня тело майора Крапивина Горсовета Ивановича, 1951 года рождения, было предано земле на городском кладбище. Да-да, на том самом, где состоялась первая охота некой Астаховой Маргариты Львовны, благодаря которой новопреставленный милиционер и оказался в своем нынешнем и последнем пристанище, окруженный скорбящими родственниками и рыдающей в голос вдовой. Имела место и торжественная панихида. После, как водится, были щедрые, с обильными возлияниями, поминки.

После удачного завершения работы в амплуа медицинской сестры Рита Астахова как нельзя более полно ощутила, что выросла в собственных глазах. Изменилось и отношение к ней внутри семейства. Лера и Тата, вроде невзначай, но из выражения уважения, отдалились на почтительную дистанцию, отбросив прошлое панибратство. Фома, хоть и доставал по-прежнему хохмачками и незлобивыми шуточками, заглядывался просительно – не обидел ли ненароком, не переборщил ли с намеками? Но было в его глазах и второе дно. Пожалуй, этот добродушный, егозливый ребенок оставался для Риты самым загадочным существом – конечно, после обожаемого хозяина. Как выяснилось, далекий, по сути, от бездеятельной, абсолютной лени, играл он некую темную, гласно не афишируемую никем, одинокую роль, за что имел от хозяина невиданную в семье свободу и неприкосновенность, не подчинялся правилам и распорядкам, часами греясь на солнышке или в дурную погоду валяясь на любимом диване большой гостиной. «Уж не в подражание ли хозяину?» – задумывалась Рита, но отгоняла от себя подобные святотатственные подозрения.