– Понимаю. Более того, на вашем месте поступил бы точно так же.

– Но я благодарен, – Шахтер сделался многозначительным, – и, как вы сами понимаете, теперь, когда я буду принят в Москве, я не могу оставить вас на растерзание нашим легковерным коллегам. Все же вы, Ян Владиславович, мой пусть невольный, но соучастник. Именно с вашей помощью я смог доказать серьезность моих намерений и возможностей. Я имею в виду виртуозное уничтожение эмиссаров.

– Благодарю! – Хозяин насмешливо склонил голову.

– Не ерничайте. Я же уже сказал вам, я благодарен... И посему приглашаю вас с собой в Москву. – Шахтер выжидательно посмотрел на хозяина, пытаясь угадать, произвели ли его слова надлежащий эффект. Но лицо Балашинского оставалось бесстрастным. Тогда Иосиф Рувимович повторил: – Так не угодно ли вам будет отъехать со мной в Москву?

– И полное обеспечение на всю жизнь? – пошутил Ян Владиславович. – Мы с вами не в пьесе Островского. Так что давайте конкретно. Что, по существу, вы мне предлагаете?

– Много, дорогой мой Ян Владиславович, очень много! – Шахтер посуровел и поскучнел голосом: – В Москве у меня будут большие дела. Серьезные, большие дела. По сравнению с которыми здешние – игры детишек в дворовой песочнице. Но мне нужна будет поддержка определенного рода. Чтобы люди, с которыми я буду вести эти дела, не только относились ко мне с надлежащим уважением, но и боялись. Иначе по завершении дел я окажусь раскатанным в блин асфальтовым катком. В сущности, работа у вас будет та же, но с иным размахом.

– Вы собираетесь стать моим единственным клиентом? Что же, полагаю, вы понимаете, что компенсация будет велика?

– Как вы могли уже заметить, уважаемый Ян Владиславович, в серьезных делах я не привык скупиться.

– Знаю. Тем более что со мной торговаться просто глупо.

– Вот потому я отдаю вам десятую часть всей моей предполагаемой прибыли, которая, гарантирую, будет всегда подсчитана честно.

– Надеюсь. Все же вы не враг самому себе.

– Это еще не все. Долю в местных делах, которые, как вы уже поняли, Москва оставляет за мной, вы получите также. Из моей части прибыли – ваши тридцать процентов. Не считая, разумеется, «Красот Босфора». Что ваше, то ваше. Но конечно, вам лично или кому-то из ваших ребят, это уж как вы решите, придется изредка навещать наш гостеприимный город... Скажем, для контроля.

– Опасаетесь ваших кинутых друзей? Что же, это разумно. Особенно если учесть то, какой паскудный сюрприз вы им приготовили. И теперь хотите поставить меня надзирателем и одновременно козлом отпущения?

– Зачем же так грубо? – поморщился Шахтер, интеллигентно страдая всякий раз, когда вещи, не говорящие в его пользу, назывались своими именами.

– Не переживайте, я готов стать хоть козлом, хоть огородным пугалом. Я не боюсь. И если мы в конце концов договоримся, поверьте, вам не придется ждать дурных вестей с родины.

– Я думаю, мы уже договорились. – Шахтер не ожидал отделаться так дешево. По сути, он подставил и обманул Балашинского, сделав невольным соучастником своей хитрой интриги. Убрав с его помощью заезжих разводящих, он получил доступ к их негласным хозяевам, которые тоже предпочитали делиться и сотрудничать с умными и дальновидными людьми. Но за кусок столичного пирога пришлось сдать москвичам доверившихся ему местных партнеров. Вместе с общаковыми деньгами. Шахтер сумел, конечно, выторговать свою долю, но вот его компаньонов решительно отстранили от сытного стола, оставив лишь объедки. И пока Балашинский будет выступать на его стороне, ни одна шавка в Сочи не рискнет замутить ему поганку.

Но теперь мудрый Шахтер ожидал от своего будущего соратника громов и молний, обвинений и упреков, страхов и требований. Когда же ничего такого не последовало, Иосиф Рувимович удивился и растерялся. Казалось, непробиваемый Ян Владиславович и вправду ничего не боялся на этом свете. Тем больше резонов Шахтер имел, чтобы сделать его своим доверенным лицом и другом, задумавшись, однако, о том, уж не переиграл ли в чем-то Балашинский его самого.

А Яну действительно было наплевать. В Москву так в Москву. Все равно еще год, от силы два, и общине пришлось бы из соображений безопасности подыскивать себе иное место обитания. Другой город или другую страну. Огромная столица была не худшим выбором. Шахтер, ограниченный в своем земном существовании коротким человеческим веком, не мог увидеть смехотворность своих забот и стремлений, с точки зрения Яна Владиславовича, никакими временными рамками практически не ограниченного. То, что Шахтер полагал главным успехом в жизни, для Яна было всего лишь эпизодом, случайным и малозначащим. Оттого хозяин, повидавший за столетия немало подлостей и предательств, испытав часть из них на своей шкуре и применив с успехом вторую часть к шкуре других, не стал устраивать истерик, в которых, кстати сказать, не видел ни малейшего смысла. Ибо, снявши голову, никогда не плакал по волосам.

– Судя по тому, что вы не торопитесь уходить, вы имеете сказать мне еще что-то? – вывел Шахтера из раздумий требовательный голос Балашинского. – Не крадите время ни у себя, ни у меня.

– Да... Да. Есть еще одна небольшая проблемка, которая может привести к краху все наши совместные планы, – заторопился объясниться Шахтер. И без околичностей и недомолвок рассказал Балашинскому всю эпопею с киллером.

– Я избавлю вас от этой напасти. И денег за это не возьму. Считайте акцию подарком или жестом доброй воли, как вам угодно. Я же спасу вашу жизнь исключительно по той причине, что теперь я все равно что вложил в вас капитал. И не хочу, чтобы банк лопнул, прежде чем я получу свой вклад назад и с выгодой, – резюмировал хозяин и жестко добавил: – Однако зря вы не пришли ко мне с этим раньше. Впредь, что бы ни случилось, обо всех грозящих вам и нам неприятностях я хочу быть информирован немедленно. Это будет также одним из условий моей работы.