Для начала приручил двоих. Впрочем, его скромный импровизированный восточный бордель больше до поры и не требовал. Так появились при нем Хайдар и Ибрагим. Сначала Ибрагим. Мальчиком увезенный из родной Армении, в глубине души люто ненавидел османов, но, изворотливый и хитрый, умело принимал раболепный и полный преданности облик, тая у пылающего сердца отравленный клинок. За что и был продан бывшим своим повелителем Ахмедом-челебией, имевшим под началом стамбульский рузнаме – палату учета доходов со всей столицы. Видно, почувствовал заплывший доходным жирком, опасливый султанов чиновник в Ибрагиме неладное и, не имея ни сил, ни желания изобличить и покарать подозрительного евнуха, к тому же будучи человеком практичным, продал Ибрагима новоявленному приближенному Мехмеда Соколлу.

Предложение господина своего Джема принял Ибрагим с радостью. Но и без него рад был бы служить ренегату не за страх, а за совесть. И одного взгляда на нового господина хватило Ибрагиму, чтобы насквозь проникнуться чувством – Джем Абдаллах, друг великого визиря и султанский военачальник, – необычный человек. Сам не зная почему, но с первых шагов своих в новом доме был Ибрагим уверен, что купили его неспроста. Что господин его и хозяин Джем все знает про него, Ибрагима, до самой тайной и задней его мысли, и что господину Джему эти мысли по нраву.

Ухаживал за страдающим евнухом сам, не доверяя забот о нем служанкам. Велел даже перенести больного в свои покои, что было по тем временам неслыханно. Но домашние его слуги кивали понятливо – как же, заплатить кровопийце Ахмеду-челебии немалые деньги за приличного евнуха, да и тут же его потерять? Опять же хозяин их – бывший неверный, оттого и причуды. А все же хорошо, когда господину не чуждо пусть и корыстное, но милосердие.

Ибрагим его неусыпными заботами выжил и начал поправляться. И благодарность его Джему не имела границ. Долго не мог уразуметь, что отныне он больше не раб, а младший брат по крови и послушание его должно идти от родства и уважения к знанию и опыту старшего брата, а не от купленной обязанности.

С Хайдаром было уже проще. Был он по природе своей куда менее хитер и изощрен в злобе, чем Ибрагим, зато обида его была приземленнее и понятнее. С раннего детства Хайдар, крестьянский сын, мечтал стать воином или, на худой конец, разбойником. Но был продан в тяжелый год, оскоплен торговцем, и вот вместо сипахского войска, предела его мечтаний, обречен был до конца своих дней присматривать за гаремными затворницами, окаянным бабьем, которое ненавидел больше всего на свете. Джему немного тяжеловесный и упрямый в своем гневе, крупнокостный Хайдар чем-то напоминал сгинувшего безвозвратно Михая.

По поручению старшего кровного брата Хайдара выхаживал Ибрагим. Дюжий и упорный даже в болезни евнух посвящение перенес на удивление легко. Перерождение только добавило ему угрюмой злобы, однако Джему Абдаллаху новый брат был предан беззаветно, и это было главным. В глазах Хайдара Джем был тем самым идеальным воином, каким он и сам когда-то мечтал стать. Теперь его мечты благодаря новому господину могли и воплотиться в реальность. Ведь ни для кого не секрет, что в великой империи евнухи подчас назначались и сераскерами войска, и даже становились визирями, был бы могущественный покровитель. А у Хайдара отныне он был. Но называть хотя бы в мыслях господина своего Джема братом Хайдар так и не осмелился. Это было выше его понимания. Вот Ибрагим, хитрец и умница – другое дело. Его можно было почитать за старшего брата, к тому же был Хайдар благодарен Ибрагиму за уход и заботу, когда был немощен и болен.

Участь рабынь из небольшого гарема Джема определил именно Хайдар. Новая плотская сущность вернула и Ибрагиму, и Хайдару стройность тел и дала невиданную крепость мышц, избавив навсегда от женоподобной расплывчатости и дряблости, так свойственной всем евнухам. Однако вернуть утраченное давно мужское достоинство не смогла. Что было отрезано ранее, то было утрачено навсегда. Ибрагиму вроде было и все равно, новые возможности ставшего почти вечным тела полностью извиняли его некоторую ущербность. Нельзя сказать, что сильно переживал и Хайдар, ибо по незнанию не очень представлял, чего был в детстве лишен, но добрых чувств по отношению к женской половине рода человеческого у него не прибавилось.

Когда мудрый господин и хитроумный Ибрагим додумались постоянно обновлять гаремных рабынь и служанок, попросту время от времени надевая им мешок на голову за выдуманные преступления, и таким образом прекращать нежелательные толки, Хайдар и выступил со своей пламенной и короткой речью. К чему просто так переводить дорогой товар, когда можно использовать его с благой целью, а после уж и отправлять на корм рыбам! К чему ловить грязных портовых бродяг и пьяниц, когда к их услугам чисто вымытые нежные шейки, безответные и беспомощные! Справедливость его слов была неоспорима, и господин Джем и Ибрагим полностью согласились с находчивым Хайдаром. Ибрагим же некоторое время от души переживал, что это Хайдар, а не он, со всем своим хитроумием, додумался до такой простой идеи.

Отныне в доме Джема словно запустили кровавый безостановочный конвейер. Примерно раз в месяц какая-нибудь служанка или рабыня отправлялась в магометанский рай, предварительно побывав в маленькой, ничем не обставленной комнатушке рядом с покоями господина. Очередную жертву по-братски делили на троих, ключ же от импровизированного каземата никогда не покидал пояса Ибрагима. После тело обескровленной жертвы наглухо зашивалось в мешок и благополучно топилось уверенными руками Хайдара. Ни одна из женщин не задерживалась в доме более года. Не спасали ни красота, ни искусство в танцах и пении, ни извечная женская изворотливость. Для самого же Джема Абдаллаха и лучшие из них были слишком глупы и примитивны, чтобы видеть в них что-то, кроме купленной гаремной плоти. Для обоих евнухов несчастные женщины, волей обстоятельств оказавшиеся в их непререкаемой власти, и вовсе были ничто.