Наступила тишина. Кон лениво протянул руку. «В любом случае, пироги стоят того».

«Хм, — сказал дедушка. — С Бетси все в порядке. Ей можно доверить последнее пенни, а такое я мало про кого могу сказать. Итак, Сетон, на чем мы остановились?»

«На Хабитанкуме, как раз приготовились начать раскопки».

«А, да. И что вы собираетесь найти? Скажете? Если здесь есть что-нибудь достойное раскапывания, я бы хотел, чтобы вы выкопали это в Вайтскаре. Нет вероятности этого, полагаю?»

На лице Дональда появилось удивление, быстро перешедшее в крайнее смущение. Дедушка пил чай и ничего не заметил, но Кон ничего не упустил. Его глаза задумчиво прищурились. И тут я заметила то, чего никто в комнате не видел. Рука Дональда свесилась вниз во время разговора. Из-под стола высунулась черно-белая лапа и аккуратно постукивала по краю бутерброда с ветчиной.

«На существующих картах на этой территории ничего не отмечено, — сказал Дональд, приняв решение игнорировать это странное явление. — Но, конечно, нельзя утверждать, что здесь ничего нет. Если вы начнете выворачивать плугом римские монеты, надеюсь, вы пошлете прямо за мной». Говоря, он аккуратно возвратил бутерброд на тарелку, отломил кусок и медленно опустил руку вниз.

Лапа высунулась и не слишком вежливо выхватила ветчину. Похоже, Томми умел принимать подарки судьбы.

«И сколько вы здесь пробудете?»

«Возможно до августа в связи с этой конкретной работой».

«Сомневаюсь, — сказал Кон с усмешкой, — что до этого времени мне часто придется использовать плуг».

«Нет? Боюсь, что я невежда. Ваша миссис Бэйтс, возможно, не так уж и несправедлива к лондонцам».

«Ну, — сказал дедушка, — если можете отличить пшеницу от ячменя, а я в этом не сомневаюсь, тогда примерно сравняетесь со мной и Коннором. Я не смогу отличить римскую надпись от рекламы виски, и он тоже».

Протест Кона и мое: «Ты уверен?» — прозвучали одновременно, и все рассмеялись. На этот смех вошла Юлия, такая растерянная и так осторожно несущая кувшин с горячей водой, что все внимание переключилось на нее с почти заметным щелчком. Все, чего смог добиться от себя Кон, так это не спросить ее прямо, зачем звонил Билл Фенвик.

«Юлия? — Старый мистер Винслоу не обременял себя сдержанностью. — Чего хотел мальчик?»

«Ничего особенного. Просто узнать, как живу, сколько пробуду и вообще…»

«Хм. Ну ладно, дай-ка посмотреть на тебя, девочка. Иди, посиди со мной. Ну вот, насчет этой твоей работы…»

Разговор потек дальше. Кон с Лизой с некоторым интересом слушали отчет Юлии о ее первом годе работы в радиокомпании. Стул мистера Сетона странно задрожал. Я осторожно спросила: «Может, хотите еще бутерброд? Вот крабы. Они… хорошо пойдут».

Я заметила, как сверкнули его глаза, когда он взял один. Через полминуты черно-белая лапа ухватила последний кусочек и начала требовать еще. Томми в благоприятных условиях постепенно становился ненасытным.

«Вы ничего не едите, — сказала мне Лиза. — Возьмите еще бутерброд, один остался…» Она еще не перестала говорить, а черно-белая лапа уже тащила бутерброд прямо с тарелки на нижней полке чайного столика. «Извините, — сказал Дональд, — Я съел его сам. Хотите миндального печенья?»

В тот вечер мы с Юлией ушли вместе. Лиза проводила нас глазами до двери, но ничего не сказала. Дональд не согласился менять решение, и вскоре после чая уехал на Западную Гарь. Дедушку жара утомляла больше, чем он показывал, и он рано отправился в кровать. Кон больше не появлялся, несомненно, намеревался вернуться затемно к позднему ужину. Трактор шумел до самой ночи.

Хотя было бы совершенно естественно предложить ей совершить паломничество к кобыле, с меня уже хватило этих лугов. Мы отправились в другую сторону — через сад к воротам, а потом вдоль реки по тропе к Западной Сторожке. Сумерки, тяжелый запах цветов. Стрижи выбрались на охоту высоко в небо, вскрикивали высокими возбужденными голосами и приводили в хорошее настроение. Такой эффект часто производят звуки, которые почти чувствуешь, а не слышишь — пение серого котика, вскрики летучих мышей и стон подземных вод ночью на берегу моря.

Хоть мы и оказались вдвоем, тем для разговора не обнаружилось. Юлия абсолютно права — о самом главном говорить совсем не обязательно. Очевидно, возвращение боготворимой кузины было как раз такой темой. Ни словом, ни взглядом она не выразила понимания того, что мое появление может изменить ее будущее. Может, ей это и не приходило в голову… но скоро придет, должно. А если не ей, то Дональду.

Мы заполняли словами восьмилетний разрыв. Я рассказывала чистую правду о жизни в Канаде, а Юлия живо и в полном отрыве от действительности (хотелось бы верить) описывала год в отделе драмы на радиостанции, «…нет, честно, Аннабел, это евангельская правда!»