Шрифт:
Сосед сошёл на занесённую снегом платформу, сунул руки в карманы.
Несмотря на двадцатиградусный мороз, от лежащего вокруг снега шёл пар, с косой крыши над кассой текли проворные ручьи. Мимо прошёл человек, остановился позади кассы, расстегнул штаны и стал смывать жёлтой струёй снег с крыши.
Сосед осторожно пробрался меж его ногами и заспешил на автобус.
Морячка
— Войдите! — Капитан милиции поднял голову.
Дверь отворилась, и в кабинет вошла невысокая девушка.
В руке она держала хозяйственную сумку.
— Здравствуйте, — робко проговорила девушка, подходя к столу капитана.
— Здравствуйте. — Он отложил в сторону ручку и вопросительно посмотрел на неё.
— Меня к вам из восьмого кабинета направили. Я сначала туда зашла. А там сказали, что нужно в пятнадцатый.
— Так, — капитан сцепил замком руки, — а вы, собственно, по какому делу?
— Я… — Девушка замялась.
— Да вы садитесь. — Капитан кивнул на стул.
Девушка села, поставила сумку на колени:
— Понимаете, товарищ милицанер, я живу, то есть мы с мамой живём на Малой Колхозной.
— Так.
— И вообще… Я даже не знаю, как рассказать…
— Вы не волнуйтесь. Расскажите всё по порядку.
Девушка вздохнула:
— В общем, этим летом у нас с мамой комнату снимал один лейтенант. Моряк. Он по каким-то делам приезжал, в командировку, а в гостинице жить не захотел. Крысы и клопы, говорит, там.
— Так. И что же?
— Ну вот. Жил месяц. Платил исправно. Весёлый такой. Аккуратный. Три раза со мной на танцы ходил. В кино тоже. С мамой разговаривал. А когда уезжать надумал, то стал со мною говорить. — Девушка потупилась. — Разрешите, — говорит, — вам на память своё сердце подарить.
— Так.
— И когда я плавать буду, — говорит, — где-то в дальней стороне, хоть разочек, хоть немного погрустите обо мне. Ну, я ответила шутливо, — девушка наклонила голову, — что приятна эта речь, но такой большой подарок неизвестно где беречь. И к тому ж, товарищ милый, — говорю, — разрешите доложить, чтобы девушка грустила — это надо заслужить.
— Так. Ну и что — уехал он? — Капитан с интересом смотрел на неё.
— Уехать-то уехал, но вот, — девушка достала из сумки банку, обтянутую чулком, — вот это, товарищ милицанер, я нашла у себя в тумбочке.
Она стянула с банки чулок и поставила её перед капитаном.
В плотно укупоренной банке лежало сердце. Оно ритмично сокращалось.
Капитан поскрёб подбородок:
— Это что, он оставил?
— Да.
— Значит, это его сердце?
— Конечно! А то чьё же…
— А почему… почему вы к нам пришли?
— А к кому ж мне идти-то? — удивлённо подняла брови девушка. — На фабрике слушать не хотят, говорят — не их дело, в Поссовете тоже. Куда ж идти-то?
Капитан задумался, глядя на банку.
Девушка скомкала чулок и убрала в сумку.
— Ладно, — он приподнялся, — оставьте пока. В понедельник зайдёте.
Девушка встала и пошла к двери.
— Слушайте, а когда уезжал, он говорил что-нибудь? — окликнул её капитан.
Девушка подумала, пожала плечами:
— Он обиделся, наверно. Попрощался кое-как. Шутки девичьей не понял недогадливый моряк. И напрасно почтальона я встречаю у ворот. Ничего моряк не пишет. Даже адреса не шлёт.
Она поправила косынку:
— Мне и горько и досадно. И тоска меня взяла, товарищ милицанер, что не так ему сказала, что неласкова была. А ещё досадней, — она опустила голову, — что на людях и в дому все зовут меня морячкой, неизвестно почему…
Капитан понимающе кивнул, подошёл к ней:
— Да вы не обращайте внимания. Пусть зовут. А с вашим делом разберёмся. Идите.
Девушка вышла.
Капитан вернулся к столу, взял в руки банку. Изнутри стекло покрывала испарина. Пробка была залита воском.
Он вынул из стола складной нож, раскрыл и лезвием поддел пробку.
Она поддалась.
Из банки пахнуло чем-то непонятным. Капитан вытряхнул сердце на ладонь. Оно было тёплым и влажным. На его упругой лиловой поверхности, пронизанной розовыми и синими сосудами, был вытатуирован аккуратный якорь.
Ночное заседание
Совещание инженеров в управленье застал рассвет. Гаснут лампы, и сумрак серый входит медленно в кабинет.
— Я смотрю в знакомые лица, — улыбаясь, прошептал председатель горисполкома на ухо секретарю обкома. — Удивительно, Петрович, как могли за одним столом уместиться столько строек моей земли!
Секретарь обкома ответно улыбнулся.
— Волхов, первенец гидростанций, открывавший пути весне, — продолжал председатель горисполкома. — Молодым навсегда остался и творец — старичок в пенсне.