Киммериец не был силен в изящных искусствах и в жизни не сумел бы отличить один стиль от другого. Но в том, что эта тавола могла принадлежать кисти только одного-единственного в Хайбории мастера, он был убежден абсолютно.

Как и в том, что написать этот портрет мог лишь человек, сердце которого было наполнено самою глубокой, нежной и преданной любовью к изображенной женщине.

— Нравится? — спросил Гаал, заметив, как Конан смотрит на портрет. — Неплохой образчик тиарийской школы. Теперь никто так не напишет! Я выложил за эту таволу целое состояние.

— Не напишет, — медленно повторил Конан. — Только ты кривишь душой, князь! Сдается мне, портрет выполнен столь недавно, что нем еще и краски не высохли. Или я ошибаюсь?

Гаал резко дернулся в сторону выхода, но реакция Конана оказалась молниеносной.

— Куда же ты? — он преградил Гаалу путь. — Подожди, не торопись, мой друг был здесь, верно? А скорее всего, еще и сейчас находится в замке, живой или… — он угрожающе приподнял меч.

— А собственно, почему ты так волнуешься? — спросил князь, уже успев взять себя в руки. — Да, твой друг — мой гость, что в этом такого ужасного? И с чего ты взял, будто я мог причинить ему вред? Он — художник, написал для меня эту вещь, все верно. И ты, оказывается, неплохо знаешь его руку. Но это вовсе не свидетельствует о том, будто наше знакомство, состоявшееся, кстати, к обоюдному удовлетворению, вылилось для него в некую трагедию! Ты был прежде его посредником, так ведь? Но Тариэль, судя по всему, по-прежнему едва ли не нищий. Значит, посредник из тебя, уж извини, никакой. Неудивительно, что он искал нового. И обрел — в моем лице. Так что, если он должен тебе какие-то проклятые деньги, ради всего святого, назови — сколько, и я готов их немедленно заплатить за него. Алчность правит миром, а истинная красота остается неоцененной, превращенная лишь в предмет грязной торговли!

— Ну ты и лицедей, — засмеялся Конан, выслушав эту напыщенную тираду. — Так и тянет поаплодировать… однако, будет уже попусту болтать, князь. Мне бы очень хотелось увидеть Тариэля. Я уже объяснял, что слова для меня — пустой звук.

— Пожалуйста, окажи любезность! Я тебя к нему с удовольствием провожу. Убедись, что с ним все в полном порядке, — произнес Гаал. — Я даже не прошу тебя оставить меч. Наоборот, если хочешь, возьми еще один, может быть, вооружившись до зубов, ты перестанешь испытывать неоправданное беспокойство? Надеюсь только, ты не обратишь оружие против Тариэля.

— За это ты сам меньше волнуйся, — сказал варвар, — и если тебе не нужны лишние неприятности, не заставляй меня применять это самое оружие против тебя.

— Да ты мне смертью, что ли, угрожаешь? — изумился князь. — Замечательно! В моем доме! Если хоть один волос упадет с моей головы, ты сам не выйдешь отсюда живым.

— А тебе на том свете от этого легче будет? — усмехнулся варвар. — Тогда зови на помощь прямо сейчас. Один звук, и я тебя этим же мечом и прикончу. Веришь мне?

Почему-то князь Гаал не усомнился в реальности его угрозы и за все время пути резких движений старался не делать. Сказал только:

— Меч у тебя, как ты и хотел. Так что кубок оставь здесь, будь настолько любезен.

Конану пришлось расстаться с диатретой, но он был убежден, что вернется за ней. Зато, обладая действительно прекрасным мечом, вполне отвечающим самым придирчивым требованиям киммерийца, он чувствовал себя вполне уверенно.

Достигнув одной из комнат в восточном крыле замка, Гаал сделал знак охраняющим ее стражникам отойти в сторону.

— Ты хотел его видеть? — спросил он Конана. — Что может быть проще?..

…— Еще в какой ловушке, — подтвердил Тариэль. — Как ты меня нашел?

— Это, как раз, оказалось не самым сложным, — вздохнул киммериец, озираясь. — А с тобой, вроде, вполне сносно обращаются. На тюремную камеру не похоже. И еда отменная, и выпивки хоть залейся, и вообще…

— Да, сносно. Точно, как и положено обращаться со смертником. Выполнять последнее желание, например.

— Ну, так пожелай, чтобы этот ценитель шедевров отправился в преисподнюю раньше тебя. Лично я бы этим вполне удовлетворился.

— Я тоже, но, боюсь, это и невозможно.

— Ты меньше бойся. Выберемся! Вдвоем-то? И с этим? — Конан не без гордости показал Тариэлю меч. — Вот, только что по случаю выменял у здешнего гостеприимного хозяина. Гиперборейская сталь, ей не найти равных.

— Он тебе пригодится, — согласился тот. — И очень скоро. Знаешь, что Гаал собирается с нами сделать?

— Попробую угадать с трех раз. Скормить Вундворму?

— Ты видел его? И после этого так спокоен?!

— Не видел, признаться, но могу предположить, что гадость изрядная.

— Это, в двух словах, такая огромная змея…

— С кошачьей головой. Да. Я знаю. К тому же, ее невозможно убить.

— Гаал говорил мне то же самое, но я решил, что попытаться придется. Нельзя же сдаться просто так, без боя! — воинственно заявил Тариэль и вдруг, без всякого перехода, закрыл лицо руками. — Мне никогда в жизни не было так страшно, Конан! Стыдно в этом признаться, но я…

— Киммериец обнял его за плечи, чувствуя, как все тело Тариэля содрогается от рыданий.

— Брось, малыш. Ничего. Вместе мы с ним справимся.