— А я, какое я отношение имею к этому бреду? — отчаянно вопросил Варнава, измученный дурным предчувствием.

— Ты — мой сын, — разом выдохнул Дый.

В обрушившемся молчании Сунь почуял такой сгусток гнева, боли и отвращения, что передернулся. К счастью, Дый, в упор глядевший на оцепеневшего Варнаву, заметить этого не мог. Царь обезьян понял, что события вот-вот понесутся вскачь. Но не тотчас.

— Повтори, — прохрипел, наконец, монах.

— Ты — мой сын, — послушно повторил див. — Я не заходил в Ствол для твоего зачатия, только достал яйцеклетку твоей матери и оплодотворил своим семенем. А потом вернул назад. Ты — мой сын, рожденный в Стволе. Второй сын в семье богатых киприотов, бежавших из Ершалаима от Ирода, названный Иегошуа и позже прозванный Варавва, Сын разрушения…

Варнава схватился за голову. Сквозь судорожно сведенные губы доносилось мычание. Упал на колени, поднял искаженное лицо к небу.

— Луна-а-а-а! — вышел из него страшный крик.

Сунь, сам болезненно сжавшийся от трагизма происходящего, вдруг осознал, что Дый смотрит на страдания пленника почти жалостливо.

— Да, Луна… — печально уронил старый див. — Все дело в Луне. Вернее, в тебе с Луной.

— Она знала? — глухо спросил Варнава, опустив лицо, но не поднимаясь с колен.

— Не знала и не знает, — уверил Дый. — Все придумал я один, если тебе от этого легче.

— Зачем? Зачем?..

— Ты знаешь, что инцестуальные связи безопасны для сильных генов перволюдей, наоборот, такой инцест должен усилить свойства моей крови. Твой и Луны ребенок на Ясене — это конец Древа. Только не думай, что мне легко было решиться на это…

— Ты — сам Тьма!

Варнава уже не кричал, но глухой голос был преисполнен тоски.

Но теперь закричал Дый:

— Я не Тьма, а бог! Я должен им быть! Я им буду! — куцые вопли словно с силой выталкивались кем-то из темной пещеры рта в перепутанных зарослях волос. — Это предопределено. Даже Краткие знают: говорят, на севере возникнет мое могущество. Шамбала — это Север, слыхал ли? И не меня ли зовут они Дьяушпитаром — Светозарным отцом?

Варнава молчал. Коленопреклоненная поза и опущенная голова создавали впечатление молитвы. Но Сунь не был уверен, что его ученик молится. Сам он, зная семейные обстоятельства Мао, был разгневан до глубины души — при его ханьском воспитании одна мысль об инцесте вызывала отвращение. «Какой ужасный беспорядок, — возмущенно думал он. — Отвратительное смешение! Этот демон поистине задумал нарушить вселенскую гармонию…» Он был готов вскочить и на месте покарать старого негодяя, но первый ход в этой игре принадлежал его ученику.

Между тем Дый методично раскрывал карты. Самое трудное было уже сказано, теперь речь его вновь стала легкой и насмешливой:

— Короче, сынок, намерен я поглотить всех богов Древа сего и само Древо, став в своей троичности единым.

Варнава поднял голову и поглядел на врага как на сумасшедшего. Возможно, во взгляде этом и вправду присутствовала надежда на безумие Дыя.

— Тщетно ин алтарь учреждаешь, — проговорил он, внимательно глядя на дива.

Однако тот был полон воодушевления:

— Не я учреждаю, а нам его учредят. Мне — отцу, и сыну, и жене их!

— Замолкни!

— Истинно так. Ты думаешь, почему я с тобой столько Ветвей мучаюсь? Я тебя, сыночек, конечно, люблю, но не до такой степени, чтобы не убить, если ты меня сильно достанешь. А доставал оч-чень, бывало. Вот там, на площади, слишком уж резво на меня бросился, чуть не прикончил… Но не для того я в Стволе тебя пестовал, чтобы вот так просто убить. А для того, чтобы ты подлинным дивом стал. В Ветвях дивы, знаешь ли, не рождаются. А ты вообще уникум — прошел через Зону. Без тебя у меня, пожалуй, и не получится ничего, во всяком случае, гораздо труднее будет.

— А Скорпион что же?

Варнава спросил это почти равнодушно, но Сунь порадовался, что ученик не утратил любопытства от свалившегося на него горя.

— А-а-а, Скорпион, — протянул Дый, — так я ж просто хотел вас с Дианкой шугануть из той Ветви, да и вообще ее прикрыть, засиделись вы там, романтика зашевелилась всякая пошлая… Но тут ты появился не вовремя… Не-ет, сынок, твоя жизнь мне дорога, даже очень.

— Почему?

— Так сказал же — троичность.

— Теперь вспомнил, — неохотно проговорил Варнава. — «На самом низком из престолов сидит конунг, а имя ему — Высокий. На среднем троне сидит Равновысокий, а на самом высоком — Третий»…

— Во-во, — обрадовано закричал Дый. — Ты Равновысокий и есть!

— А Высокий, значит, Высокая?.. — заключил Варнава.

— Все ж таки умный у меня сынок, — с фальшивой радостью Дый всплеснул руками. — Не зря я тебе этих двух олухов показал — Синего и Вована. Они, каждый по-своему, единственными быть желали, да ничего не получилось, потому как нету без множества единства.

— И что у тебя не срослось?

Варнава медленно поднялся с колен, отворотив бледное лицо к Башне.

— А с чего ты взял, что не срослось?