— Да, там три фамилии. Можете не беспокоиться. Они успели внести Седых. И тело Нечипоренко пока у нас… Семья журналиста ночью начала его искать, но мы объяснили, что ему решили сделать переливание крови в другом месте. Старушка-соcедка нам очень помогает, я думаю дать ей еще несколько тысяч…

— Надеюсь рублей, а не долларов, — проворчал Святослав Олегович. — Что еще?

— Дверь Симоновых открыли, — доложил Паша. — Долго извинялись, но похоже, они не очень переживали. А этому учителю я решил подарить породистого щенка, очень хорошего.

— Зачем?

— Я понял, историк вам очень понравился.

— Правильно понял. Только сам ему на глаза не показывайся. Он тебя уже знает, как кабанчик герцога.

— Какой кабанчик? — не понял Паша.

— Был такой фильм смешной. Но ты у нас кино не смотришь, поэтому я тебе ничего объяснять не буду. Следи за голосованием, чтобы на всех участках были твои люди. Я не думаю, что Седых или Нечипоренко наберут много голосов, но ты все равно следи. Мало ли что. В последний момент бывают разные неожиданности.

— Мои люди уже дежурят на участках.

— А Качанову скажи, чтобы сидел дома. Нечего пугать избирателей его уголовной физиономией.

— Скажу, — рассмеялся Бубенцов.

Петровский убрал телефон.

— Пока все нормально, — повернулся он к Юлаю. — Далеко еще до больницы?

— Вот она, перед нами, — показал тот на красивое белое здание. — Это больница нефтяников, самая лучшая в городе. Операцию нашему артисту сделали еще вчера ночью, пока мы летели. Все прошло благополучно. Я специально тебе не говорил, чтобы ты не волновался. Сейчас у него все в порядке.

— Нужно было сказать, — жестко заместил Петровский, — и давай на этот счет договоримся раз и навсегда. Мне не нравится такая самодеятельность, Юлай, и ты прекрасно это знаешь. Я должен получать любую информацию немедленно. Обо всем. Машина остановились перед зданием больницы, и Юлай, поспешив выйти первым, пригласил за собой журналистов. Святослав Олегович, пропустив вперед представителей прессы, замыкал шествие в окружении двух телохранителей. Народный артист Юрий Гребешков был популярным исполнителем любимых шлягеров. Он часто выступал на концертах, посвященных Дню милиции, Дню защитников отечества, на различных правительственных и торжественных мероприятиях. Его любили и узнавали повсюду. Гребешков был выдвинут как кандидат от левой оппозиции. И никто принципиально не возражал против его кандидатуры. Но в округе оказалось слишком много зарегистрированных кандидатов, порядка десяти. И теперь Гребешков должен был выходить во второй тур, чтобы стать наконец депутатом Государственной думы. К тому же он происходил почти из этих мест — его родители были родом из Оренбурга, граничащего с Башкирией.

Но вообще-то Петровский никогда не понимал, почему такие люди — известные артисты, режиссеры, музыканты — идут в политику. Казалось бы, им должно быть гораздо приятнее и интереснее заниматься своим любимым делом вместо того, чтобы месяцами просиживать в здании парламента, обсуждая непонятные законотворческие акты. Нетрудно догадаться, для чего это делают уже потухшие «звезды» — этим надо поддержать свое реноме, дабы их не забыли поклонники. Но когда на такую глупость решаются популярные творческие деятели в расцвете сил, по его мнению, это объяснению не поддавалось.

Гребешков был достаточно популярным исполнителем, хотя его прежняя слава уже несколько померкла. Именно для поддержания своего громкого имени он и решил баллотироваться в Думу. Ведь через нее позже можно получить неплохой пост, отправиться послом в какую-нибудь небольшую спокойную страну или занять должность в одном из министерств, относящихся к гуманитарной сфере деятельности.

В палате они оказались в окружении местных журналистов, уже узнавших о приезде гостей из Москвы. Петровскому пришлось выдержать их напор. Его заставили сфотографироваться вместе с Гребешковым, уже видящим на кровати и чувствующим себя почти героем. Аппендикс удалили, артиста спасли, и теперь журналисты расписывали благородство Петровского, бросившего все свои дела и в день выборов прилетевшего в Уфу, чтобы поддержать популярного певца. Не без помощи Юлая Абуталиповича все знали и о скромности Святослава Олеговича, который уступил свое место в первом классе летевшим с ним журналистам, а сам разместился в салоне эконом-класса. Одним словом, шоу получилось настоящим и весьма искренним. Примерно через сорок минут в палату вошел министр культуры Башкирии, который тоже не упустил случая сфотографироваться с Гребешковым. Местные журналисты заставили его и Петровского встать по обеим сторонам койки больного артиста, чтобы сделать несколько трогательных снимков.

Шоу с посещением больницы длилось около двух часов, после чего Святослав Олегович наконец-то оттуда вышел, чувствуя раздражение. И сразу же позвонил в Курск к Бубенцову.

— У вас началось голосование?

— Все в порядке, — выдохнул Паша, — люди уже голосуют. Правда, многие скрывают, что отдают свои голоса за Качанова. Когда их спрашивают на выходе, за кого они проголосовали, отвечают, что либо за Нечипоренко, либо за Седых.

— Смотри, чтобы тебя не обманули. Представляешь, что будет, если они выберут мертвеца? — напомнил Петровский.

— Нет, — ответил испуганный Бубенцов, — нет-нет. Мы все держим под контролем. Вы не беспокойтесь.

— Это ты должен беспокоиться, чтобы у тебя покойник не прошел в депутаты, — разозлился Петровский, повысив на помощника голос. От сильного напряжения и двух бессонных ночей он потерял всякую бдительность и говорил по мобильному телефону открытым текстом. Затем, позвонив Бронштейну, уточнил, как идут дела в Омске.

— Достаточно вяло, — не обрадовал его Леонид Исаакович. — У нас, вопреки прогнозам, пошел снег, и теперь я не знаю, как будут вести себя избиратели. Пока несколько индифферентно. Я специально проверял прогноз метеорологов. Они обещали хорошую погоду, но, говорят, циклон неожиданно изменил направление.