Колин Гиббс, представитель обвинения, объявил, что у него есть свидетель – эксперт, и попросил у судьи разрешение дальнейшие слушания сделать закрытыми. Просьба была удовлетворена, и судебные клерки освободили галереи от журналистов и публики, так что только я, Дэвис и Уэдхэм, Гиббс, его помощник и председательствующий судья остались в зале. Свидетелем-экспертом оказался второй мистер "Халлидей", который нанимал меня. Он нападал на меня, придумывая фиктивные причины моего увольнения. Я с трудом сдерживался, так как боялся упустить малейший шанс для получения разрешения на освобождение под залог. Однако стало ясно, что его показания рассеяли какое бы то ни было сочувствие к моему положению, даже если бы судья его имел. Это и подтвердилось, когда он встал через несколько минут для оглашения приговора в пользу спецслужб.

Дэвис и Уэдхэм спустились ко мне в камеру, чтобы выразить сочувствие через маленькую щель в двери.

– Они решили не отпускать вас на поруки не потому, что боятся, что вы можете скрыться, а потому, что хотят, чтобы вы признали себя виновным, – объяснил Уэдхэм. – Они уверены, что пока вас держат под стражей, вам придется прождать суда по крайней мере год из-за перегрузки судов, но если вы признаете себя виновным, слушание в суде для оглашения приговора смогут втиснуть через несколько недель. Вы получите более короткий срок, и с вас снимут категорию А – особо опасного преступника.

– Итак, они сумели добиться, чтобы начальник тюрьмы в Белмарше присвоил мне категорию А и не отпустили меня под залог, чтобы я провел целый год в жестких условиях, раз я отказался признать себя виновным, – уточнил я.

– Именно так, – вставил Дэвис, – они хотят избежать неловкого положения в суде присяжных, который вы, возможно, выиграли бы, и поэтому стараются сделать вариант как можно более неприятным. Еще более неловкой была бы для них ситуация, если бы вы вышли сразу после суда.

Максимальный срок мог бы быть два года и автоматически был бы сокращен на половину за примерное "сведение в тюрьме. Поэтому я, возможно, вышел бы сразу после осуждения.

– Они явно делают все, чтобы заставить вас признать вину, так как понимают, что любой суд присяжных из нормально мыслящих англичан стал бы вам сочувствовать и оправдал бы вас, – добавил Дэвис.

В тот день у меня было много времени для размышлений над выбором. Из-за отсутствия тюремного фургона для столь опасных преступников, как я, мне пришлось пять часов прождать в спартанских условиях в камере при суде, сидя на деревянной скамье и не имея ничего для чтения. Мысль о неизбежности пребывания в Белмарше в ожидании моего славного дня в суде присяжных была не особенно приятной, так как даже неделя там показалась мне за месяц. С другой стороны, если бы я признал себя виновным, то судья автоматически сократил бы мне срок, и мне пришлось бы просидеть в тюрьме максимум восемь месяцев и, возможно, не как особо опасному преступнику и не в таком строгом режиме, как в Белмарше. Мысль о капитуляции перед МИ-6 раздражала, но этот вариант был более прагматичным. Когда я вернулся в знакомую обстановку в тюрьме Белмарш с ее обитателями – ворами и сумасшедшими, я все же понял, что признание вины было бы наиболее разумным вариантом.

Одним из последствий решения Маргарет Тэтчер конца 1980-х годов о закрытии психиатрических больниц в Англии было переполнение тюрем страны бывшими пациентами этих заведений. Выставленные из больниц для хронических больных, они не могли справиться с жизненной ситуацией и становились преступниками. В тюрьмах не было условий для содержания и лечения психически больных, следовательно, их здоровье ухудшалось. В связи с тем, что другие тюрьмы использовали Белмарш как свалку для содержания трудных заключенных, "чудиков" у нас было более чем достаточно. Большинство из них – безвредные и забавные, как, например, Эрик Мокаленни – тронувшийся" молодой нигериец с типичной историей. Он был осужден за нападение на полицейского офицера, когда его арестовали за появление в голом виде перед Букингемским дворцом. В тюрьме его психическое состояние ухудшилось. Однажды после обеда он пришел ко мне в камеру и назвал себя.

– Здравствуйте, мистер Томлинсон, я мистер Эрик Мокаленни. Не могли бы вы дать мне почтовую марку, я должен написать принцессе Анне, – сказал он и улыбнулся, показав большие белые зубы. Он обратился с просьбой так вежливо, что я почувствовал себя обязанным помочь ему. Он любезно поблагодарил меня и, просияв, поспешно ушел. Вскоре после этого молодой охранник, приставленный присматривать за ним, остановил меня и сказал:

– Томлинсон, больше марок ему не давай. Он пишет по три письма в день принцессе Анне, предлагая ей открыть совместно в Нигерии ферму по выращиванию креветок, и на этот раз он послал ей формы с приглашением.

Большинство выходок Мокаленни не вызывало раздражения ни у заключенных, ни у охранников, но некоторые из его фортелей утомляли. Другой заключенный, по имени Стонли, провел в психиатрической больнице девять лет, прежде чем его выбросили на улицу под "присмотр общества". Бездомный, никому не нужный, он совершил несколько мелких ограблений и, наконец, попал в тюрьму Белмарш, где ни с кем не разговаривал, никогда не мылся и не брился и не менял одежду. Во время часов общения он с яростным видом ходил по кругу на лестничной площадке, схватив себя за бороду и что-то бормоча себе под нос. Из-за того, что от него шел неприятный запах, как от скунса, к нему никто не подходил, и поэтому ему не грозили скандалы и избиения.

Посещения тюремного спортзала были для меня отдушиной, как и для других заключенных. В те дни, когда охранников было достаточно, чтобы присматривать за нами, все, кто хотел встать в очередь и записаться у мистера Ричардса, могли вместо прогулки по двору пойти в спортзал. В хорошо оборудованном зале мы могли тренироваться, играть в бадминтон, в минифутбол командами из пяти игроков, в теннис. Я занялся программой "фитнес" на тренажере Консепт-II, имитирующем греблю, "преодолевая" расстояние в 5 или 10 тысяч метров за раз, а по воскресеньям за двойное время и 20 километров. Такое времяпрепровождение служило лучшим противоядием в остальном бесцельному и бесполезному пребыванию в тюрьме.