— Лежбище? — со сна Яцек соображал ещё хуже, чем обычно.

— Лежбище! — терпеливо повторил сотник Кирилл. — Укрывище, если тебе угодно. Место, где они живут!

— А… Нашёл, конечно! — не без гордости. Отсюда версты три, пожалуй, будет! Там и колея есть…

— Что там? — полыхнув взором, спросил Марек. — Яцек, ну не тяни!

— Я откуда ведаю? — пожал плечами Яцек. — Не то монастырь, не то замок старинный. Стены и башня одна стоят ещё! А внутрь я не лазил… извиняйте!

— И вокруг этого… замка… тоже не ходил? — быстро, запнувшись лишь на «замке», спросил сотник.

— Нет! — смущённо признался Яцек. Он так и не рискнул сказать, что болтаться посреди ночи, да по болоту, было бы выше его сил. К тому же в озере, в середине которого, на острове, стоял этот «замок», кто-то плавал, издалека громко и протяжно стонали… не иначе, крики грешников из Ада доносились… Но и про это Яцек умолчал. К тому же, наконец-то показалась Зарина.

— Что, страшно было? — нарочито громко спросил Марек, только завидев её.

— Страшно! — вздохнул честный Яцек. — Ты не представляешь, Марек, какие там чудища водятся! Глаза — во! Зубы — во! Лапы — вы! Когти на них — во какие!!!

— Ты их что, видел? — дрожащим голосом спросил Марек.

— Ну… — замялся Яцек. — Близко не видел. Только глазищи у них сверкали! Бр-р-р…

Тут он заподозрил наконец, что голос Марека дрожит вовсе не от страха, всмотрелся… Марек изо всех сил пытался задавить смех, но это у него не слишком хорошо получалось. В конце концов, смех одолел, и Марек расхохотался прямо в лицо приятелю…

Побагровевшего Яцека утишила Зарина. Подойдя к нему вплотную, она сладко его расцеловала, одним своим поцелуем оборвав хохот Марека.

— Яцек, ты — герой! — тихим, проникновенным голосом сказала девушка. — Я восхищаюсь тобой!

Мрачный Марек, который вовсе не считал приятеля героем, зато не без оснований считал героем себя, нахлестнул коня, послав его прочь отсюда… Ещё не хватало — любоваться на такое… Такое… Такое непотребство!

Он так обиделся, что не разговаривал всю дорогу, пока сотня московитов, сильно поредевшая, впрочем, лесной заросшей дорогой продвигалась вглубь леса. Сотник московитов, оказавшийся ко всему ещё и осторожным сверх всякой меры, никуда не торопился, предпочитая полагаться на поговорку «тише едешь — дальше будешь». Отряд не делал и шага, предварительно не убедившись в отсутствии засады, по обе стороны, шагов на двадцать удалившись вглубь чащи, двигались десятки стрельцов, тыл сотне прикрывал крепкий заслон из казаков. Про ертаул и говорить не приходилось. Насколько Марек разобрался в отношениях внутри сотни, во главе этого дозора сотник Кирилл поставил ближайшего своего помощника. Марек, впрочем, предпочёл предположить, что московит просто испугался… Вот пан Роман, как бы осторожен не был, разведкой всегда брезговал, искренне или неискренне полагая, что настоящий воин всегда одолеет в честном бою… А от нечестного дозором не заслонишься. С учётом того, что сам пан Роман был мастером засад и обходов, это выглядело несколько странно, но, тем не менее, так было. Пан Роман и его казаки давно уже преодолели бы эти несчастные три версты!.. Марека тем более раздражала задержка, что все эти три версты Зарина ехала бок о бок с Яцеком и, по сияющему лицу приятеля, он без сомнений определил, что разговор ему нравится. Ну, а про общество и говорить не приходилось. Зарина! Красавица Зарина, с её румяными щёчками, тонким станом, высокой грудью, нежными, похожими на лепестки розы губами… Марек ощутил некоторое неудобство. Высокая лука седла начала мешать. Он поспешно переменил тему своих размышлений. Пан Роман…

Его господин был слишком горяч и своенравен, чтобы уступать в мелочах или смолчать там, где это было необходимо. Сейчас же, когда в плену, в руках подлого разбойника, его возлюбленная… Боже, спаси его от безрассудства!

В самом центре Северской земли, не так и далеко от Путивля, раскинулся густой и жуткий лес. Пуща. Чащоба, в которой не враз и знающий её человек найдёт дорогу… Что уж говорить о чужаках. Цитадель! В центре этой цитадели, в самом её сердце, укрылся от мирского глаза монастырь. Почти скит. Стены, правда, первый его настоятель, игумен Иоанн, возвёл каменные, с башнями. Да и место выбрал — стойно для рыцарского замка где-нибудь в германских землях. Озеро с болотистыми берегами было, может быть, не слишком велико, но служило достаточной преградой для врага. В центре лежал плоский островок, сто шагов в каждую сторону. На нём отец Иоанн и возвёл свой монастырь… Первое время здесь жило мало монахов, потом монастырь обрёл популярность, умершего к тому времени отца-основателя возвели в ранг святого… тем более погиб он мученически, от рук неверных-татар… Поскольку единственный путь в монастырь лежал через озеро, на лодке, третий настоятель монастыря, игумен Даниил повелел насыпать дамбу. Так неприступность монастыря канула в лету… Когда двенадцать лет назад Ворон взял этот монастырь, он уже захирел и жило в нём всего-то три монаха — два старика, да молодой послушник, сбежавший из мира по причине несчастной любви. Озеро порядком заболотилось, с обратной от дамбы стороны замка теперь раскинулось болото. Обширная топь, пройти по которой мог только знающий места человек. Единственной дорогой в монастырь была дамба, но она, и без того не слишком широкая, в лучшие годы не способная дать разъехаться двум возам, нынче была близка к разрушению. Два всадника с трудом разъезжались на ней, каждый миг рискуя обрушиться в воду; три пешца в ряд проходили, четыре уже нет. Даже если бы местный воевода и решился штурмовать этот замок, защитники его могли без особой натуги отбить приступ. Тем более, внутри замка редко бывало меньше сотни довольно умелых, опытных бойцов — личной дружины Ворона, хорошо вооружённой и абсолютно преданной атаману шишей. У него было даже две пушки — старых, потрёпанных польских «голубицы». Ну и тех, кто сунется, ждало ещё несколько сюрпризов…

Сейчас, этим летним вечером, в замке, гордо прозванном «Вороньим гнездом», пребывало десять полных дюжин разбойников, не менее гордо кликавших себя «Дружиной Ворона». Было шумно — шиши отмечали удачный день, принесший им полный бочонок серебра и две дюжины пленников, из которых хотя бы за троих можно было рассчитывать получить выкуп. Пленники, впрочем, о планах на свой счёт ещё не ведали, пребывая в личном узилище Ворона — глубоко под землёй упрятанных монастырских подвалах. И среди иноков, случалось, находились ослушники, так что тюрьма здесь была отстроена в давние времена и выглядела совершенно надёжной. Узкие, тёмные камеры были, правда, сыроваты и лишены абсолютно всех удобств. Зато находящихся в них людей легко было охранять от побега, и, даже если они всё же выберутся в узкий и тёмный коридор, им нелегко было бы выбраться ещё и из подвалов — на свежий воздух.

Впрочем, пленники пребывали сейчас в том состоянии, которое исключало побег… Марек правильно угадал. Как только Татьяна подверглась откровенным домогательствам татей, пан Роман не выдержал, и бросился в драку. Его, разумеется, поддержали пан Анджей и те казаки и ляхи, кто ещё мог держаться на ногах. В результате короткого, но яростного боя, в котором исход был заранее предрешён, трое пленников погибли, а остальных хотя и оставили в живых, избили так сильно, что живого места на них не оставалось. Потом разделили — панов отдельно, холопов отдельно, присовокупили к панам перешедшего из плена в плен атамана Дмитра Оленя, да и запихали по камерам. Свободен остался только мессир Иоганн. Лекарь-швед с самого начала выразил готовность полечить раненных в неведомой стычке разбойников, и у него только отобрали шпагу и пистоль. Уходил он под ледяное молчание бывших соратников… Впрочем, внешне он остался невозмутим… Швед!

Кап… Кап… Кап… — капель с потолка была настолько мерной и настолько постоянной, что сводила с ума пана Романа и очень развлекала и без того безумного пана Анджея. Под очередной скрежет зубов пана Романа, который рисковал остаться с одними пеньками, он сообщил:

— Третий час здесь сидим!

— Откуда такая точность? — впервые разомкнув рот, буркнул из своего угла Дмитро Олень. Его единственный здоровый глаз пылал такой неукротимой, почти безумной жаждой мести, что пан Анджей содрогнулся и вынужден был напомнить сам себе, что нынче… пока по крайней мере… они не враги.