Под вечер он пошел в кафе АБФ, надеясь встретить там кого-нибудь из безработных товарищей по ячейке. Он застал на «полатях» и Геге и Акселя.

– Ну как, устроился? – спросил Геге бодро.

– Нет. Похоже, весь город– набит рассыльными, ищущими работы, – сказал Оке упавшим голосом. – В прошлом году ничего подобного не было.

– Разве можно сдаваться после первого дня! А вообще-то тебе лучше искать место ученика на каком-нибудь заводе и постараться приобрести специальность, пока не поздно. Я по своему недомыслию оставался рассыльным в радиомагазине, пока не исполнилось восемнадцать. Потом начался кризис, хозяин прогорел, и нас всех уволили. С тех пор у меня ни разу не было постоянной работы.

Геге достал из кармана новенький кисет и тщательно набил трубку.

– Рождественский подарок от матери, – сообщил он. – Знает, что человеку нужно. Трубку гораздо дешевле курить, чем сигареты.

Он сделал несколько затяжек и скорчил недовольную гримасу.

– Хотя первое время, пока она не прокурена, во рту все время вкус горелого дерева!

Аксель попросил у него табачку и привычно скрутил папироску.

– Тебе еще неплохо, Геге. Ты ведь живешь дома, – сказал он.

Геге задумчиво потер подбородок:

– И мне не всегда сладко. Ходишь в магазин, помогаешь с уборкой и воображаешь, что ты приносишь пользу дома. Но порой чувствуешь, что живешь, собственно, паразитом за счет братьев и сестер и небольшой пенсии отца – он работал раньше машинистом. Иногда мне кажется – учше было, когда мы все ходили без работы и когда нас жило пятеро взрослых в одной комнате, не считая кухни. Под конец месяца мы кормились главным образом обрезками, которые я добывал в мясных лавках. Тогда хоть на меня смотрели чуть ли не как на кормильца семьи!

– Обрезки? – переспросил Аксель с интересом. – Смотри ты, я даже как-то не подумал об этом.

Оке сидел молча, обдумывая совет Геге. В самом деле, искать работы на заводе – это самое разумное.

Около Бергсюндстранда воду затянул тонкий сверкающий ледок, но у пристаней Лильехольмен она не замерзла и отливала тем же свинцово-серым цветом, что и батареи высоких газгольдеров на заводе угольной кислоты. Оке остановился возле будки мостового сторожа и долго рассматривал остров, прежде чем решился продолжить путь. В Норрмальме ему приходилось буквально разыскивать заводы; здесь же высился целый лес дымящих труб, тянулись один за другим закопченные кирпичные фасады и товарные склады из ржавой жести и досок со следами сурика.

В самом начале заводского района из земли торчала серая отполированная лысина скалы с венчиком из увядшей прошлогодней травы и жиденького кустарника. В голове у Оке вертелась песенка, которую он часто слышал в детстве:

Да-а, здесь вряд ли вообще что-нибудь может цвести. Со стороны гальванофабрики плыли едкие испарения, от которых першило в горле. Оке решил по ее унылому виду, что на это производство, должно быть, трудно найти рабочих; однако в воротах висело знакомое объявление: «РАБОЧИЕ НЕ ТРЕБУЮТСЯ».

Чуть подальше стояло серо-желтое здание, огражденное забором с неприветливой колючей проволокой поверху; железная створка ворот наглухо закрывала вход.

В здании размещалась текстильная фабрика с отдельной пристройкой для красильни, над которой клубился белый пар.

Вахтер высунул голову в окошечко и подозрительно посмотрел на Оке:

– Вам кого?

– Мне бы хотелось переговорить с управляющим. Я ищу работу.

– Управляющий не занимается наймом. Это входит в обязанности инженера Грюнбаха.

– А инженера можно видеть?

– Нельзя… У нас мест нет.

Окошечко неумолимо захлопнулось, и Оке двинулся вдоль забора дальше. В контору большого химического завода ему тоже не удалось проникнуть, но тут вахтер имел, очевидно, другие инструкции или же он просто пожалел паренька.

– Может быть, к весне что-нибудь наклюнется, – сказал он приветливо и записал фамилию и адрес Оке.

Однако подобные неопределенные ответы Оке уже слышал на нескольких машиностроительных заводах на Кунгсхольмен. Одними обещаниями не проживешь всю зиму… Он понял, что опять лишь впустую треплет подметки, и пошел обратно через мост, сотрясавшийся под тяжестью трамваев и мощных грузовиков. Странно, даже за мостом тротуар продолжал колебаться под ногами у Оке…

Голод острой болью пронизал желудок. Потом боль прошла, но слабость осталась. Казалось, в сосудах не осталось ни капельки крови, мышцы совсем онемели. Что, если он потеряет сознание? Может быть, «скорая помощь» доставит его в больницу, где он сможет поесть и отдохнуть?

Асфальтовый бугор улицы Хурнсгатан окутался легкой мглой, словно далекая горная вершина… Однако сознание не изменило Оке. Неделя полуголодного существования и дня два совершенно без еды – этого еще недостаточно, чтобы доконать молодой, здоровый организм.