— Ну, чего запохаживал? — обратился он к парню, который нервными шагами мерил комнату. — Трусишь, что ли? Нынче трусить просто глупо. Вот годочков десять назад — другое дело. Тогда у нашего брата здорово поджилки тряслись. Почему? Тут в комиссии председательствовал тогда Курочкин Петр Иваныч. Даром что такая мирная фамилия, а паровозников резал, ровно тех курят…

— Как так — резал? — спросил кто-то.

— Вопросами. Шутник был отчаянный. Как врежет вопросец — хоть стой, хоть падай. У меня, помню, на экзамене спрашивает: «Какие меры станешь принимать, если кулисный камень попадет в водомерное стекло?» Верите, меня аж в пот бросило. За какую минуту весь мокрый стал, ровно из парилки вышел. Ноги в шарнирах дрожат, а ответить не могу. Сколько простоял, не знаю. И вдруг прояснение нашло: как же, думаю, кулисный камень — стальная штука, размером в два здоровых кулака, закрепленная снаружи паровоза, да попадет в узенькое, как градусник, водомерное стекло, которое в будке находится? Вот ведь фантазия!

— И как вы ему ответили?

— Зло меня взяло. За конфуз, за пот, который пролил. Я возьми да бухни: «Надо, говорю, паровоз в ремонт ставить и стекло водомерное потоньше сделать, чтоб камень не проходил…» — «Толково, говорит, молодец»… Это были экзамены! Не экзамены — сплошная головоломка. А нынче хвост поджимать нечего…

Рассказ этот хотя и развеселил Митю, но тревога не унялась. Паренек, сидевший рядом, тронул его локтем, спросил вполголоса:

— Твоя как фамилия?

— Черепанов. А что?

— Хорошая фамилия, — завистливо вздохнул парень.

— Это почему же? — насторожился Митя.

— Дальняя. Пока до тебя дойдет, они притомятся. А я — Воронов… Меня со свежими силами будут гонять…

Митя засмеялся. Волнение паренька почему-то успокоило его. Он подумал, что, если бы сейчас возле него оказался Максим Андреевич, на душе было бы совсем хорошо…

И, точно в сказке, отворилась дверь, и в комнату вошел Горновой, а за ним Егармин. Разговоры стихли Горновой направился в технический кабинет, а Максим Андреевич остановился, оглядываясь.

Митя быстро подошел к нему.

— Шел вот мимо, — попыхивая трубочкой, сказал старик. — Дай, думаю, погляжу, как тут дела…

Но Митя сразу понял, что машинист попал сюда не мимоходом, а специально шел ради него. Хорошо, если Митя оправдает его надежды…

— Как себя чувствуешь?

— Ничего не знаю, Максим Андреевич. Все перемешалось, перепуталось. Каша.

Глаза старика засветились доброй, чуть насмешливой веселостью.

— Это хорошо, — убежденно сказал он. — Значит, порядком знаниев припас. Я тебе точно говорю, по опыту. А кому сдается, ровно он все знает, тот скорей всего ничего не знает. Так оно, голубок, и перед экзаменами получается, и вообще в жизни…

Он оглядел Митю с ног до головы, как это сделала дома мать.

— Застегнись. — Максим Андреевич показал на ворот рубахи. — И ремень можно потуже. Вот так…

В это время из технического кабинета вышел парень с красным и потным лицом. Следом за ним в приоткрытой двери показалась седая, гладко зачесанная голова секретаря:

— Кто желает?

Митя взглянул на Максима Андреевича. Тот слегка подмигнул, и он быстрым шагом двинулся к двери.

За столом сидело пять человек. Из них Мите были знакомы только двое: Горновой и председатель комиссии Антон Лукич Непомнящий, начальник ширококолейного депо, приходивший перед отъездом отца.

— Черепанов? — удивился Непомнящий. Голос у него по-прежнему был слабый, с присвистом.

Дальше с Митей происходило что-то непонятное: как только ему задавали вопрос, лица сидящих за столом членов комиссии, словно отдалялись, теряли очертания, и он отвечал, глядя в расплывчатые, неотличимые друг от друга пятна. Когда же, ответив, умолкал, лица приближались, обретая четкие формы. Сколько времени это длилось — десять минут или целый час, — он не мог бы сказать. Но вот у всех пятерых вопросов, кажется, уже не было. Непомнящий наклонился и что-то шепнул своему соседу справа, потом Горновому, сидевшему слева, и поднял глаза на Митю.

— С этой минуты, товарищ Черепанов, ты помощник паровозного машиниста, — сказал он. — Поздравляем тебя…

Митя быстро поднялся, молча кивнул головой. «Товарищ Черепанов! Товарищ!» Никогда еще так его не величали. Его звали Димой, Митькой, просто Черепановым. Но «товарищ Черепанов» — это уже совсем другое…

— Теперь скажи, где бы ты хотел работать: остаться на узкой колее или, может, перейти на широкую?

Неужто вот так неожиданно и просто решится то, о чем он столько думал? Нет, нет, это не послышалось, это спросил Непомнящий и ждет ответа. А ворот рубашки железным обручем вдруг сдавил горло; Митя хотел расстегнуть его, но тотчас отнял руку.

— За тобой слово, товарищ Черепанов…

— Я остался бы на узкой, — каким-то чужим голосом сказал Митя. — По-моему, все равно, какая колея — чуточку поуже или пошире. Не это главное. Но если можно… Я хотел бы на паровоз, где отец работал…

— Быть по-твоему, товарищ Черепанов…

Максим Андреевич медленно ходил по комнате, разрезая синие волны махорочного дыма. На звук открывающейся двери он быстро повернулся.

— Все, Максим Андреич! — запыхавшись, подбежал Митя. — Сдал…

— Ну вот! — Старик усмехнулся и легонько похлопал его по плечу.