Слова Войты были угрозой, не действием, но Рыси хватило — и не в том смысле, как хватило бы многим.

Он приподнялся и бросил сквозь зубы:

— Ладно, я знаю, зачем, откуда и почему появляется Мики, но хрен вы это от меня услышите, ясно?! Можете хоть обвыпрыгиваться из штанов! — и выразительным жестом дополнил свою реплику.

Может, в менее напряженное время сказанным в запальчивости словам Рыси не придали бы такого значения. Но сейчас, когда Лаверта ходила по краю, любая зацепка могла стать ключевой.

…Очень болела голова, не хотелось двигаться, сосущую тоску сменял страх, и так по кругу. Ему не давали нормально спать; порой включали свет в камере на полную — слепящую — мощность, тогда глазам было больно и через закрытые веки; а порой уводили его в сырую холодную темноту.

Айшан объяснил бы ему, что методы называются "ограниченное физическое давление".

И еще объяснил бы, что не стоит попадать под каток-асфальтоукладчик. Тому ничего не будет, проедет и не заметит, а от человека останется блин.

Най перестал понимать, какой сейчас день, который час. Время от времени его вызывали в очередной попытке добиться ответа. Назойливые, зачастую бессмысленные вопросы сменялись угрозами, и в лицо постоянно направлен был луч света. Натаниэль не понимал, что даже откровенная чепуха, которую приходилось выслушивать, была тщательно рассчитанным приемом — сбитый с толку, человек проговаривался.

Только Наю нечего было сказать.

…Будто домашний щенок — привольно, удобно рычать из-под крыльца, особенно когда большой и сильный некто стоит неподалеку. Считал себя циником, а к тому, что могут ударить, оказался попросту не готов.

На подоконнике рос очень красивый кактус — с плоскими вытянутыми стеблями, с виду пушистый, а не колючий, увенчанный, будто короной, бледно-желтым цветком. Айшан предпочел сначала вдоволь наглядеться на кактус, и лишь потом перевести взгляд на хозяина кабинета. Слишком трудно это — показывать, что поводок и ошейник больше терпеть не хочется.

— Я знаю, что мой друг Натаниэль Хайма у вас. И вы знаете, что мы дружим с детства.

— Конечно. Присаживайтесь, — в голосе Войты было вежливое дружелюбие.

Айшан сел на указанный стул. Человек напротив смотрел внимательно и будто чуть улыбался — глазами.

— Вы что-то хотите от нас?

— Хочу знать, почему он арестован. Если вообще арестован по закону. Сомневаюсь, иначе никто не делал бы тайны.

— Помилуйте. Он всего лишь задержан до выяснения обстоятельств. А открыть причины, боюсь, не в моей власти.

— Я могу с ним увидеться?

— В настоящее время это нежелательно.

Воцарилось молчание, но Айшан, понимая, что ему предлагают уйти, остался на месте. Войта сцепил пальцы, облокотился о стол.

— Хорошо. Вы проявили себя как отличный сотрудник, и заслуживаете некоторых объяснений.

Он предложил Айшану пачку дорогих сигарет, тот мотнул головой, отстранился даже.

— Как угодно… — приветливость не покинула лица Войты. — Вам следует, пожалуй, узнать, что в доме вашего друга нашли некое очень опасное вещество. И у нас нет доказательств непричастности Натаниэля к действиям тех, кто это вещество похитил. Скорее, наоборот.

— Вы можете для разнообразия говорить по-человечески? — не сдержался Айшан. Войта улыбнулся краешком губ.

— А по-человечески я скажу, что в хреновую историю влезли ребята. Что Натаниэль, что Микеле.

— Что с ним? — напрягся Айшан.

Войта повернул к нему раскрытую ладонь. Знак доверия

— Об этом я вас хотел бы спросить.

— Мы разговаривали… но я ничего не знаю.

— Прискорбно.

— Най… Натаниэль… не может он быть ни в чем замешан. Если только кто-нибудь его не подставил. Он в последние месяцы не желал даже слышать о чем-то, кроме своей гитары.

— Я вас понимаю, — антрацитовые глаза, и пепельница на столе точно такая же — темная, поблескивающая, тяжелая. — Переживать за друзей — естественно, и мне приятно встретить искреннюю заботу о друге. Но бывают моменты, когда преданность сродни слепоте, Айшан.

— Я не слепой.

Войта чрезвычайно мягко спросил:

— Вы располагаете какими-нибудь сведениями о Микеле Сарина или, к примеру, о деятельности некоторых связанных с ним и Натаниэлем лиц?

— Кого именно? — ровно спросил Айшан.

— Если да — вы сами их назовете.

После недолгого молчания Айшан произнес:

— Нет.

Уточнять ничего не хотелось, и слово можно было истолковать как угодно — но его правильно поняли. Войта поднялся, подавая сигнал — Айшан тоже может встать и идти. Сказал совсем по-родственному: