Все девушки Виллер-Котре и окрестностей должны были одеться в белое, перехватив талию трехцветным поясом, и держать в руках зеленые ветви. В таком виде они и должны были стоять вокруг престола.

После службы мужчины должны были дать клятву Конституции.

Национальная гвардия Виллер-Котре была поставлена под ружье с восьми часов утра в ожидании гвардейцев из близлежащих деревень и браталась с ними по мере их прибытия.

Надо ли говорить, что из всех отрядов народной милиции с наибольшим нетерпением ожидалась Национальная гвардия Арамона?

Уже распространился слух о том, что благодаря влиятельности Анжа Питу тридцать три гвардейца под предводительством своего капитана прибудут в униформе, сшитой с истинно королевской роскошью.

В мастерских мэтра Дюлоруа всю неделю кипела работа. Любопытные заглядывали с улицы и заходили внутрь поглазеть на десятерых работников, выполнявших не разгибая спины этот огромный заказ, не имевший себе равных во всей истории Виллер-Котре.

Последний комплект обмундирования, предназначавшийся для капитана – так как Питу потребовал, чтобы для него костюм шили в последнюю очередь, – был готов, как и было условленно, в субботу вечером за минуту до того, как часы пробили полночь.

Питу, верный данному слову, отсчитал г-ну Дюлоруа ровнешенько двадцать пять луидоров.

Все это вызвало немало разговоров в главном городе кантона; неудивительно поэтому, что в вышеозначенный день все с огромным нетерпением поджидали Национальную гвардию Арамона.

Ровно в девять в конце улицы Ларни раздались барабанный бой и звуки флейты. Послышались радостные крики и восхищенные возгласы, а вскоре показался Питу верхом на своем белом коне, вернее, на коне лейтенанта Дезире Манике.

Национальная гвардия Арамона оправдала все ожидания, что, по правде говоря, редко случается с теми, кого долго ждут.

Читатели помнят триумф арамонцев, когда униформу им заменили всего-навсего одинаковые шапки, а Питу, как предводитель, выделялся лишь каской да саблей простого драгуна.

Вообразите теперь, какой бравый вид должны были иметь тридцать три солдата Питу, одетые в униформу, и как привлекательно выглядел их командир в кокетливо сдвинутой набок шляпе, в металлическом нагруднике, с эполетами на плечах и шпагой в руке.

Восхищенные крики зрителей провожали гвардейцев вдоль всей улицы Ларни до площади Фонтен.

Тетушка Анжелика упорно не желала первой узнавать племянника. На нее едва не наехал белый конь Манике, а она его словно не видела.

Питу величественно взмахнул шпагой, приветствуя тетушку, и прокричал так, что его было слышно на двадцать футов вокруг, решив, по-видимому, отомстить ей таким образом:

– Здравствуйте, госпожа Анжелика!

Старая дева, потрясенная его почтительным обращением, отступила на три шага, подняла руки кверху, будто призывая Бога в свидетели, и воскликнула:

– О несчастный! Успех вскружил ему голову! Он не узнает родную тетку!

Питу величаво проехал мимо, не отвечая на ее выходку, и, подъехав к подножию престола, занял почетное место, определенное ему как командиру Национальной гвардии Арамона.

Прибыв на место, Питу спешился и поручил своего коня мальчугану, получившему за это шесть су от блестящего капитана.

Узнав об этом спустя пять минут, тетушка Анжелика вскричала:

– Ох, несчастный! Он что, миллионер?! И прибавила вполголоса:

– Зря я с ним разругалась: теткам обычно перепадает от племянников…

Питу не слыхал ни ее восклицания, ни размышлений вслух: он был на седьмом небе от счастья.

Среди одетых в белое девушек, перепоясанных трехцветными лентами и с зелеными ветвями в руках, он узнал Катрин.

Она еще была бледна после недавней болезни, однако бледность шла ей более, чем любой другой девушке – здоровый румянец.

Катрин была бледна, но глаза ее светились счастьем благодаря тому, что еще утром она не без участия Питу обнаружила в дупле ивы письмо!

Как мы уже говорили, бедный Питу успевал делать все.

В семь часов утра он выбрал время, чтобы зайти к тетушке Коломбе; в четверть восьмого он опустил письмо в дупло; в восемь он был уже в форме и стоял во главе тридцати трех человек.

Он еще не видел Катрин с того дня, как оставил ее на ферме, и, повторяем, она показалась ему такой красивой и счастливой, что, глядя на нее, он позабыл обо всем на свете.

Она знаком подозвала его к себе.

Питу огляделся, чтобы убедиться в том, что это относилось именно к нему.