Шрифт:
Едва увидев его, он остановил верблюда и долго любовался Марибом.
Если даже раньше Медина этого не ощущала, то сейчас поняла, что он очень отличается от других англичан и его душа глубоко тронута красотой, открывшейся перед ним.
Она чувствовала, что в эту минуту духи прошлого коснулись его души.
Они молча сидели на своих верблюдах, ожидая, пока караван пройдет мимо.
Потом Медина тихо произнесла:
— Коран говорит, что царица Савская справедливо правила своей страной, но ее подданные отвернулись от Аллаха.
— Как это? — спросил маркиз.
— Они были прокляты за глупость, — сказала Медина, — и это может случиться с каждым, кто отказывается от своего бога.
Маркиз ничего не ответил, но она знала, о чем он подумал.
На ночлег караван остановился за городом, среди пшеничных полей и лимонных рощ.
Увидев среди ветвей пестрых удодов, Медина показала на них маркизу:
— Мне всегда представлялось, что они — потомки крылатого посланца царя Соломона.
Маркиз улыбнулся, глядя, как птицы взлетают и исчезают в ночи. Своими криками удоды, казалось, хотят сообщить Медине и маркизу какую-то весть.
На следующий день маркиз любовался восемью колоннами храма бога луны Илумвы, которые четко вырисовывались на фоне синего неба.
— Храм бога луны имел в основании овал, — сказала Медина.
Ей показалось, что маркиз думает о царице Савской, которая явно завладела его воображением.
На миг Медина испытала странное чувство, которое было почти сродни ревности.
В эту минуту она поняла, что, когда маркиз вернется в Англию, она не забудет его.
Это было поистине счастье — говорить с человеком столь интересным, столь умным и так похожим на ее отца.
Она видела, что с каждым днем маркиза все больше увлекает история Аравии, и думала, что он в точности соответствует ее идеалу мужчины.
Он был такой сильный, мужественный, волевой.
В то же время он стремился к чему-то возвышенному.
Теперь Медина понимала, почему она почувствовала себя такой одинокой в ту ночь.
Просто она подумала, что после того, как их путешествие закончится, она ни с кем уже не сможет поговорить так, как говорила с маркизом.
Но для него она была всего лишь арабским юношей, который отвечал на его вопросы и учил его арабскому языку — в чем, кстати, маркиз добился больших успехов.
Но до сих пор он не видел в ней человека, такого же, как он сам.
А для нее он был человек! Более того — соотечественник, хотя и не знал об этом.
Медина сердцем понимала, что маркиз обладает глубиной чувств и восприимчивостью, отличающей его от обычных людей.
Она не смогла бы выразить словами свое отношение к нему, но, глядя на него, понимала, что его красивое лицо навсегда останется в ее памяти.
Она почти физически ощущала, как падают песчинки времени, и ее приводила в отчаяние мысль, что скоро он покинет ее.
Могло случиться так, что ему надоест путешествие и он захочет вернуться в Англию, но было гораздо вероятнее, что он погибнет при попытке проникнуть в Мекку.
Эта мысль для нее была подобна кинжалу, вонзенному в самое сердце, и она в отчаянии выкрикнула:
— Нет, о Боже, только не это!
И в это мгновение она поняла, что нужно делать.
Озарение пришло так внезапно, что казалось, будто это дух отца дал Медине совет.
В Сабее отец Медины искал и почти нашел Древнюю статую, которая, по слухам, была зарыта где-то на территории древнего города.
Один археолог из Индии говорил ему, что видел во сне статую царицы Савской и людей, которые ей поклонялись.
Медина подумала, что если маркиз отыщет это сокровище, то будет настолько счастлив, что забудет о своем глупом пари.
Такой трофей, разумеется, оправдал бы его поездку в глазах друзей.
Правда, тогда он покинул бы ее, Медину, но это было все равно лучше, чем знать, что он погиб из-за ее неопытности.
»Я должна его спасти!»— решила Медина.
Она все как следует обдумала и только потом сказала маркизу, что нужно делать.
В этот вечер они разбили лагерь у развалин древнего города, недалеко от ручья.
У арабов принято есть на закате, и когда они закончили ужинать, солнце уже опустилось за горы.