– Ну, не всем же, – возразила Синтия.

Сара красила губы ярко-красной помадой.

Наложив густой слой, она взглянула на собеседницу:

– Скажите, дорогая, какой мужчина станет бегать за легкой добычей? Разве они ценят то, что само дается в руки – или усаживается на колени, как в моем случае? Если хотите завлечь того, кто понравился, убегайте побыстрей, пусть ловит.

Она вдруг засмеялась:

– Моя беда в том, что я отлично все это знаю, но поступаю совсем наоборот, когда дело касается меня самой. Вы когда-нибудь любили?

Она задала вопрос, чтобы продолжить разговор, но Синтия почему-то решила ответить со всей откровенностью:

– Да.

– Тогда вы поймете, – заметила Сара. – А может быть, и нет. Когда я влюблена, чувство захватывает меня полностью, ничего не могу с собой поделать. Я загоняю беднягу в угол и не даю ему вздохнуть. Я понимаю, ему нужен время от времени глоток свежего воздуха, иначе в приступе клаустрофобии он попросту от меня сбежит… Но, думаете, это на меня действует? Ничего подобного. И вечно одно и то лее. Темперамент такой, натура, будь она неладна!

Сара между тем привела себя в порядок, убрала пудреницу и губную помаду в сумку и поглядела на Синтию.

– Если любишь кого-то, нужно сразу его оженить, – посоветовала она. – Пока не успела ему надоесть. Пропустишь время – потеряешь своего любезного. Как я Ральфа…

Лицо у нее дрогнуло, и глаза снова наполнились слезами.

– Веду себя, как последняя дура! – сказала она сердито. – Ничего не могу поделать. Конечно, пройдет время, я его забуду, но никого уже так не полюблю. Он неотразим.

Сара, не умолкая, рассказывала про Ральфа всю дорогу.

Синтия понимала, что спутнице станет легче, если ей удастся излить кому-то душу, и вдобавок, против воли, любовная история вызывала интерес, но не из-за Ральфа (было ясно, что это просто избалованный молодой эгоист), а из-за несчастной Сары, в которой, несмотря на вульгарность, чувствовалась широкая, открытая натура.

Синтия подумала с грустью, что Саре, конечно, не избежать и в дальнейшем любовных трагедий – слишком эмоционально она следует первому порыву, стремится обрести желаемое любой ценой.

Живая, полная душевных сил, с соблазнительной фигурой, Сара не блистала умом, но в ней, несомненно, было обаяние.

– А что случилось с вашим супругом, – задала вопрос Синтия, когда женщина мимоходом сообщила, что была одно время замужем.

– Муж меня давным-давно бросил, – ответила Сара. – Он был американец, очаровательный повеса. Целых полгода длилось наше счастье, а потом я ему смертельно надоела. Наверно, если бы мы сумели избежать разрыва, все бы наладилось. Я любила его. Мне хотелось прочной семьи, детей. Бенни такой мечты вовсе не лелеял, да и, по правде говоря, я его безумно ревновала. Устраивала сцены, а сцены никто не терпит. И он от меня ушел. Его адвокаты обеспечили мне отличное содержание с условием, что я оставлю Бенни в покое. Я возвратилась в Европу и с тех пор брожу вот так по свету…

«Брожу по свету – вернее не скажешь», – подумала Синтия, слушая откровения Сары.

Был у нее испанский дипломат, она его обожала, но ему пришлось вернуться на родину.

Затем новая встреча и пылкий роман с французом. Сара заводит речь о браке, но тут же выясняется, что ее возлюбленный женат и просто «забыл» об этом упомянуть.

Повествуя о своих приключениях, Сара без устали приговаривала: «Всегда я с мужчинами дура дурой!..» И чем больше подобных историй слышала Синтия, тем справедливее казалась столь самокритичная оценка, которую давала себе ее попутчица.

Однако, несмотря па разницу темпераментов и взглядов на жизнь, женщины подружились.

Сара с месяц прожила в Калькутте, в несбыточной надежде, что Ральф одумается и приедет. Когда же она наконец собралась домой, они с Синтией на прощание горячо заверили друг друга, что непременно, как бы ни сложились в дальнейшем их судьбы, будут поддерживать связь.

Сара была, пожалуй, единственной подругой Синтии в Калькутте. Тем не менее за долгие месяцы, протекшие с той поры, многие воспоминания о ней стерлись из памяти, и неожиданная встреча в Лондоне неделю назад привела Синтию в легкое смятение. Она заехала за своими вещами в отель, где жила после возвращения в Англию. В холле какая-то дама разговаривала с портье, и Синтия сразу узнала низкий, с приятной хрипотцой, чарующий голос:

– А нет ли у вас номеров подешевле? Я собираюсь прожить здесь несколько недель.

– Сара! – воскликнула она.

– Синтия! – раздалось в ответ.

Сара первая пришла в себя от изумления и протянула подруге руки.

– Дорогая! В жизни не было у меня такой счастливой встречи! Мне до того одиноко, тошно, я бы рада сейчас увидеть и злейшего врага.

И вдруг повстречать тебя – какое везение! Что ты здесь делаешь? Когда приехала? Я тебе совсем недавно отправила письмо.

– Прости, что не написала о возвращении в Англию, – повинилась Синтия, – но я так тяжело болела… Когда меня усадили на пароход, я шагу ступить не могла от слабости, все время лежала пластом. И злилась, что нельзя было остаться служить в Индии.