Шрифт:
Но никогда еще он так остро не чувствовал душу другого человека, как сейчас с Николь.
Глядя на нее, маркиз подумал, что она очень отличается от большинства женщин.
Во-первых, было совершенно очевидно, что она равнодушна к своей красоте.
Она явно даже не задумывалась, как прекрасно смотрятся ее белокурые волосы, выбившиеся из-под шляпки, на фоне темной амазонки и в сочетании с вороной мастью лошади.
Любая другая из тех, что знал маркиз, после скачки стала бы сразу укладывать волосы и поправлять амазонку.
Кроме того, другая непрестанно заигрывала бы с ним, флиртовала бы каждым словом и каждым взглядом, брошенным на него.
Николь же смотрела на дом, который возвышался перед ними, смотрела на озеро и на цветы, растущие по его берегам.
Словно удар, маркиза поразила внезапная мысль, что у нее сейчас точно такое же выражение, как у «Мадонны в беседке из роз».
«Если бы художник увидел ее сейчас, он захотел бы написать ее в такой же беседке из роз, — подумал он, — и, конечно, она тоже невинна».
Это была странная мысль, и маркиз это понимал.
Потом он задался вопросом, почему у Николь вчера был такой испуганный вид.
Почему она ушла из кабинета, сославшись на головную боль?
Почему она начала молиться «Мадонне в беседке из роз», как только ее брат поставил полотно перед ним?
У маркиза имелись на этот счет кое-какие соображения, и он был твердо намерен найти точный ответ.
Глава пятая
Вернувшись в замок, маркиз направился в свой кабинет.
Он знал, что у него накопилось много писем, которые нужно подписать до отъезда.
Он заканчивал первую дюжину, когда вошел Гордон.
— Я как раз пытался сообразить. Гордон, откуда мне знакомо имя Жаклин де Бургонь, — проговорил маркиз.
Мистер Гордон задумался.
Маркиз действительно терялся в догадках, почему, когда Джеймс Танкомб показал ему картину Мабюзе, он сразу узнал ее.
Мистер Гордон все еще думал, и маркиз первым нарушил молчание:
— Ее портрет написал Мабюзе.
— А! Теперь я, кажется, припоминаю, милорд, — оживился Гордон. — Эта картина упоминается в корреспонденции вашего отца.
— Принесите ее, — распорядился маркиз.
Отец маркиза оставил после себя обширную корреспонденцию, представлявшую собой в основном переписку с другими коллекционерами живописи.
Маркиз хранил ее, чтобы можно было в любое время восстановить подробности той или иной сделки.
Сейчас в памяти у него всплыло одно имя — и имя это было связано с Мабюзе.
Возможно, в письмах его отца найдется какая-то информация. Маркиз снова занялся письмами.
Через несколько минут Гордон вернулся с большой папкой в руках.
Он положил ее перед маркизом со словами:
— Эта папка, милорд, содержит всю корреспонденцию, касающуюся художников от литеры «Л» до литеры «М».
— Благодарю.
Маркиз открыл папку и под заголовком «Мабюзе» увидел письмо лорда Хартли, адресованное его отцу.
Лорд Хартли писал:
В Уайте-клубе Вы говорили мне, что хотели бы приобрести для своей коллекции Мабюзе. Я сказал Вам, что, у меня есть портрет Жаклин де Бургонь его кисти. Я купил его у агента по продаже картин в Амстердаме, чье имя и адрес посылаю Вам на отдельном листе.
Уверен, Вы найдете его весьма надежным и заслуживающим доверия человеком. Именно этот агент способствовал мне в приобретении «Мадонны в беседке из роз» Лохнера, которая является одной из самых великолепных картин, какие я когда-либо видел.
Для меня было бы большим удовольствием показать Вам ее, если у Вас будет время посетить мой дом.
В конце письма маркиз заметил приписку, сделанную его отцом.
Почерк был такой ужасный, что ему пришлось повернуть письмо к окну, иначе ничего было не разобрать.
Там говорилось:
После смерти Хартли связался с его вдовой. Она наотрез отказалась продавать что-нибудь!
Маркиз отложил папку и сказал Гордону:
— Попросите сэра Джеймса Танкомба и его сестру зайти сюда.
Гордон отправился выполнять распоряжение, а маркиз еще раз перечитал письмо и приписку своего отца.
Очень скоро появились Джимми и Николь. Когда они вошли, маркиз обратил внимание, что Николь опять чем-то испугана. Он небрежно поднялся им навстречу:
— Не присядете ли? Мне хотелось бы кое-что с вами обсудить.