Составит, еще как составит, горестно подумал Борис Антонович. И не только одни проверяющие заинтересуются скромной папочкой. Но настаивать на выемке из сейфа «личных вещей» он не решился.

— Давайте, господин, я ожидаю.

Охранник положил руку на плечо «приговоренного». Ему не терпелось выполнить приказ хозяйки, продемонстрировать свою старательность. Хомченко вздрогнул, будто к его рукам поднесли наручники.

— Переобуться можно?

— В смысле? — не поняла Кирсанова.

— В самом прямом — из тапочек в туфли.

На этот раз Борис Антонович не хитрил, он любил работать в кабинете обутым не в жесткие, модные туфли — в удобные мягкие тапочки. Застарелые мозоли не только вызывали боль, но и давили на психику, мешали продумывать важные решения.

— Из тапочек в туфли можно, — усмехнувшись, разрешила Ольга Сергеевна. — Это намного лучше, чем наоборот.

— Намеки у вас…

— С кем поведешься… Только не забудьте прихватить свои тапочки. Как правило, они бывают… с душком.

Огрызаться, тешить свое больное самолюбие не хотелось. Лучше поскорей покинуть кабинет и вообще — территорию компании. Куда он обязательно возвратится победителем.

Хомченко медленно пошел к выходу из кабинета. В правой руке — туго набитый портфель, в левой — злополучные тапочки. Следом — конвоир или тюремный вертухай. Будто подталкивает. Слава Богу, не заставил заложить руки за спину.

Сейчас его проведут по коридорам и лестницам до боли знакомого офиса. Потом — по торговому залу супермаркета, служебным помещениям — к проходной. Так в стародавние времена провинившегося проводили воль строя солдат с розгами в руках. Каждый из них должен нанести удар по исполосованной, кровоточащей спине. Вместо ударов розгами — сочувственные, торжествующие, мстительные взгляды бывших подчиненных свергнутого идола.

Проводив взглядом поникшего помощника покойного отца, Иван повернулся к матери.

— Мама, откуда в тебе такая жестокость? — в вопросе — удивление и горечь.

— Жизнь научила, сынок. С волками жить — по волчьи выть… Прости, Ваня, сейчас предстоит решить множество неотложных проблем. Поговорим дома.

Иван неохотно поднялся. Ему не хотелось откладывать разговор — слишком много накопилось вопросов, еще больше — недоговоренностей, обидных несправедливостей. Что из того, что он — несовершеннолетний? В гражданскую шестнадцатилетние командовали полками, и, ничего, справлялись! А Петр Первый в его возрасте уже был царем!

Ольга Сергеевна поняла переживание сына.

— Подожди, малыш, постарайся понять… Мне плакать хочется, когда из меня делают дуру. Но еще горше видеть, как делают дурачка из умного и доброго мальчика. Как он с удовольствием учится ожесточаться…

— Прости, мама, не я жестокий — ты…

Федечка нервно расхаживал возле двери, ведущей в офис компании. Ерошил волосы, поминутно смотрел на наручные часы. Неужели Кирсанова не справилась со своим хитроумным заместителем по поставкам, неужели ему удалось вывернуться и остаться на прежнем месте?

Этого не может быть, доказательства виновности, несмотря на некоторую слабину, довольно убедительны. Особенно, отказ приобрести пакет акций. Связь с окимовким криминалом не доказуема. Сбыт самопала и наркотиков — тем более. Организация убийства Белугина — слишком туманна.

Остается отвергнутое предложение приобрести акции.

Если Хомченко удастся доказать свою непричастность или выдвинуть неопровержимые причины отказа, залог представить не удастся — других средств у Лаврикова нет. Отец останется до суда за решеткой.

Первым, в сопровождении охранника, из офиса вышел Хомченко. Голова низко опущена, смотрит под ноги. Судя по его виду — зверски избили, вышибли обычную самоуверенность.

Значит, получилось, обрадовался Федечка, выгнали негодяя! Остается получить деньги за акции и внести их в качестве залога. Отца освободят под подписку и они вместе додумают все остальное.

При виде жалкого, униженного недавнего полновластного хозяина «Империи» Лавриков не испытал жалости. Известный постулат: ударили тебя по правой щеке — подставь левую, не для современного бизнеса, его заменяет другой: заслужил — получай! А Хомченко заслужил самое жестокое наказание. Не только за распространение едучего самопала и никотиновой отравы — за убийство Петра Алексеевича.

Федечка вспомнил свою клятву: доказать его причастность к гибели Белугина и соответственно покарать. Изгнание из компании — первая фаза исполнения данного самому себе обещания. Вторая, заключительная — не за горами. Ибо молодой предприниматель уверен: Хомченко недолго пробудет «за кулисами», он вывернется, использует знакомства, отыщет новых покровителей и снова вынырнет на поверхность.

То удовлетворенные, то горькие размышления нарушило появление Кирсанова. Естественно, младшего.