Шрифт:
Ишь, нигде ни огня. Все спят, а я уж приду – растревожу! Уж я покоя не дам... Хоть и сейчас во станицу, так всех и вздыму: «Вставай, казаки! Степан Тимофеич вернулся! Слезай, что ли, с печек, чертовы дети! Ставь чарки, Алена Никитична! Стосковалась, голубка? Твой, твой казак, Стенька, живенек пришел!..»
И вдруг Степан встрепенулся.
– Гей, атаманы! – воскликнул он громко. – Казачье ли дело ждать, когда с неба капать не станет, да солнышко подогреет воду в Дону, да старый дедко приедет на челноке?
– Эге, Стенько! – откликнулся старческий голос рядом из ивняка. – Що ж ты умыслив?
– Скидайте жупаны да кожухи, облегчайтесь. Черт нас не возьмет. Гайда на тот берег, там хватит на всех горилки!..
– Э, лих его взяв бы! Мокрее не будет! – отозвался второй голос.
– Вправду, пийшли, братове! – откликнулся третий.
Берег ожил вдруг голосами. Из-под кустов повыскакивали запорожцы и стали кидать на землю шапки, шаровары, жупаны, кунтуши, сваливая все в одну кучу. Через несколько мгновений сверкнувшая молния осветила десяток полураздетых казаков на берегу.
– Утре пришлем мальчишек за всей одежей, – заметил Степан.
– А неха пропадае, не жалко! – воскликнул запорожец, оставшийся вовсе голым, в одной только шапке на голове.
– Кидай вже и шапку, Мыкола! – шутя предложил другой.
– Кинь, Панько, свий правый чобит, а я тоди шапку кину!
И все засмеялись, потому что каждый знал, почему Мыкола не бросит шапки, почему Паньку дорог правый чебот. Когда, разбитые польским войском, они рассеялись на малые кучки и, уходя с Украины, хоронились то углежогами по лесам, то на хуторах пастухами, то нищими-слепцами бродя по базарам с пением молитв, а то ночью обертывались удальцами-разбойниками, налетали ястребами на панские вотчины, жгли дома, убивали старых и малых, не щадя никого, и опять утекали прочь, – вот тогда-то и завелись у них похоронки награбленного добра – в лохмотьях под разодранным платьем, в подошвах замызганных сапог, в полинялых, засаленных шапках и в кушаках...
И казаки смеялись веселой шутке, стоя под проливным дождем.
– А як дид Черевик поплыве, когда у него у кожуси и грошей и перстней богато зашито?! – смеялись казаки.
– А так у кожуси и поплыву! Не молодый, не втопну! То вы слаби, молоденьки, а мы, диды, дужче молодых.
– Гайда! – подбодрил криком Степан.
И вся ватага бросилась разом в холодные волны. Над ними реяли непрестанные молнии. Холод жег тело, сводил мышцы, теченье сносило вниз, грохотал гром. Но только посмеивались казаки, громко перекликаясь в воде:
– Тримайся [Тримайся – держись], диду Черевиче! Як тебе кожух, тримае?
– Тримае, сынку, тримае, – ворчал, отплевываясь от волны, старый казак. – Мне у кожуси тепленько...
– От, паны браты, чему я дождика не чую? Мабуть, вин вже скинчався?!
– Эй, Стенько! В тебе голос дужий. Скрычи жинци, щобы на бэризи с горилкой стричала!..
Плыли казаки в ночной буре, боролись с водой и ветром.
– Ой, нэ тиха дорога по Тихому Дону! – вздохнул дед Черевик, выходя на берег.
– Веди, Стенько, до твоей хаты, да швидче. Горилки дуже охота!.. – воскликнул казак Приворотный.
– Погоди, атаманы! – остановил Степан. – Как же я вас поведу домой нагишами? Не дело, братцы! Жинка моя погонит.
– Э, пес! – откликнулся дед Черевик. – Сам умыслив, та й не ведэ! Становись, братове, гуськом за мою спину. Мий кожух усих поховае – широкий!
И, выстроившись гуськом, по-гусиному весело гогоча, казаки двинулись к сонной станице...
Тайный атаман
Кривой несмело переступил порог, входя в избу Разина, снял шапку.
– Стяпан Тимофеевич... – начал он робко и неуверенно.
– Здоров, Серега! – воскликнул Степан, живо вскочив навстречу с ясным взглядом и широко распахнув руки.
В крепких объятиях Разина Сергей почувствовал, что они по-прежнему братья.
– Стяпанка! Стяпан! Как ждал я тебя, соколик! Как ждал тебя, братец ты мой! Дела-то, дела у нас, братец!.. – торопливо бормотал Сергей.
Он заждался Степана и спешил все поскорее поведать ему.
– Слыхал, какие дела у тебя! Сказала казачка моя. Да дела-то не ладны, дела не казачьи, – сурово отозвался Степан. – Садись, казак. Выпьем.
Сергей помрачнел.
– Стало, ты за Черкасск, за Корнея? – спросил он.
– Вот дура! – ответил Разин. – Ну, сказывай сам все, что мыслишь, а я отповедаю после...
Сергей прорвался. Все, что надумал в последнее время, выкладывал он Степану. Он говорил, что грешно без плода лежать черным землям от края до края неба, что сам бог указал пахать землю и сеять зерна, что голодны люди, что Дон никогда без пашни не станет вольным и царь будет вечно держать казаков в удилах, пока сами они не возьмутся пахать да сеять...