Шрифт:
– С твоей головы спрос. До утра чтобы взять острожек!
– Я конных поставил, Степан Тимофеич, позади пехоты, – сказал Наумов. – Алешку Протаку.
– Куды их? К чему?
– Кто побежит от острожка – плетями назад бы гнали...
Разин махнул рукой.
– Как хочешь возьми, а возьми!
– Сережка Кривой с той стороны пойдет – лестницы ладит, – добавил Наумов.
– Пошто он не вместе? – строго спросил атаман.
– Выждать хочет. Как тут поболее шума учнется, там, может быть, будет полегче прорваться. Не все нам равно ли, с какой стороны – абы влезть!
– Ну, иди. Ночь темна, как нарочно для нас.
– А ты где будешь, батька?
– Повсюду.
– Берегся бы лучше... – сказал Наумов.
– Ты себя береги да людей, – ответил Степан.
Они обнялись перед боем.
Разин слышал, как всхлипнула неразлучная трубка Наумова.
В темноте по знаку Сукнина поползла молчаливая вереница людей, сначала не быстро, пока заполняли вал, потом все побежали.
Разин нашел в условленном месте стоявшего казака, кинул ему повод лошади.
– Стань там, за валом, у дуба, – сказал он и, схватив лежавшую рядом охапку хвороста, никем не узнанный, в общем потоке двинулся вместе с другими на вал. С вала вниз, под стену падали объемистые вязанки срубленных прутьев. Бросив свою, Разин услышал, что еще далеко до дна, но люди бежали за ним и кидали еще и еще, тотчас освобождая место бегущим сзади. Степан отошел к стоявшему на валу Сукнину. Как вдруг со стены острожка ударили выстрелы, вспыхнули огоньки, завыл набат и через стену вниз полетели зажженные факелы.
Такого противодействия осажденных никто не мог ожидать: когда в первый раз Разин шел приступом на острожек и зажигал хворост, чтобы поджечь крепостную стену, осажденные заливали хворост водой, опасаясь огня. И вдруг теперь сами зажгли под стенами костры небывалых размеров... Не ожидая этого, разинцы не припасли воды... Гасить огонь им было нечем...
– Жгут! Воды! Живей, черти! – крикнул Федор, поняв, что творится. – Живей!
Пламя внизу у стены побежало по хворосту: уже высокий у крепостной стены хворостяной настил загорелся. Наумов стал явственно виден в блеске огня.
– Пушкари! Пали фитили! – закричал Наумов, выхватив саблю, которая молнией заблестела при свете. – Не давай зажигать! Бей по стенам!
Но ему в ответ затрещали дружные выстрелы с башни острожка. С Наумова пулею сбило шапку, но он словно и не заметил этого. Саблей он указал пушкарям на острожек, и из-за вала ударили пушки, загремели пищали, мушкеты, взвизгнули стрелы татар, пролетая в сторону стен... Степан не дождался, когда от ближних колодцев притащат воду.
– Робята! За мной! – призвал Разин, и с тысячью казаков, которые уже сбросили свой хворост, он пустился под самую стену топтать огонь. Однако унять это пламя не было сил, оно выбивалось.
– Вали сверху хворост! Давай! – крикнул Разин, надеясь, что огонь не успеет пробиться сквозь толщу срезанных прутьев и войско ворвется на стену раньше, чем пламя вырвется снизу.
Разинцы узнали повелительный голос Степана. Новые кучи хвороста посыпались сверху, заваливая огонь. Казаки вместе с Разиным под выстрелами с башни, под струями горящей смолы тотчас притаптывали его плотнее к земле. У иных казаков загорелось платье. Они срывали с плеч горящие зипуны и кафтаны, оставались в одних рубашках. Несколько человек тут же пали под пулями с башни, иные в бешенстве катались по земле, облитые горящей смолой...
Но пальба из пищалей, пушек и самопалов, которую подняли разинцы, была так густа, что заставила защитников крепости не высовываться из бойниц: где за стеной чуть виделся огонек, туда в тот же миг летели десятки пуль, сотни стрел. А по валу бежала и бежала бессчетная вереница людей, швыряла новые и новые сотни вязанок хвороста. И огонь под стеною был, наконец, похоронен. Хворостяной настил от вала к стене пятью мостами лег уже много выше людского роста, и привезенная в бочках вода показалась ненужной...
– Скорее вали! Скорее! Живей, окаянные черти! Братцы! Давай поспеша-ай! – кричал сверху Наумов.
Хворостяные горы высились под стеной.
– Пойде-ет! Пойде-е-ет! – раздалось на валу сразу множество голосов.
– Разойдись! Береги-ись! Эй, внизу! – грозно крикнул Сукнин с вала.
Разин едва успел отскочить, когда сверху один за другим сорвались, словно горы упали, воза, груженные хворостом. Их бросили вместе с телегами... Степан возвратился наверх наблюдать. Наумову показалось, что навал уж довольно высок.