Вслед за прошедшими рядами ратных людей выехало из города несколько телег, привезших корабельные пушки I! ядра.

С каждого струга сбежали пушкари. По четыре брались за каждую пушку и, прогибая сходни, теснясь, с кряхтеньем и сапом тащили литые стволы на палубу...

Из городских ворот в колымаге, запряженной четверкой коней, выехал митрополит, с ним четыре попа. Поддерживая старенького митрополита, попы повели его к берегу, в челн, где с длинными веслами ожидали двое молчаливых монахов.

Попы подсадили митрополита в ладью, помахивая кадилами, запели молитвы. Свежее волжское утро необычно запахло ладанным дымом.

Проплывая в челне на веслах вдоль всей вереницы стругов, растянувшейся на целую четверть версты, митрополит благославлял струги и кропил их «святою» водой. Синеватое облачко дыма плыло по Волге за митрополичьим челном.

С первым лучом солнца торжественно выехал из городских ворот воевода с сотней драгун – поляков и немцев и полусотней черкесов. Князья Михайла Семенович и Федор Иванович Прозоровские ехали рядом с боярином.

Михайла вез тканное золотом знамя с изображенным на нем распятием.

Прозоровский, выехав из ворот, задержал своего коня, оглядывая боевой караван. Над стругами поднимался лес в тысячи пищальных стволов, протазанов {Прим. стр. 90} и копий.

Воевода провел ладонью по бороде сверху вниз.

Это движение выражало у воеводы довольство. Он увидел великую, грозную силу, которую высылает в бой. Сорок флагов вились над мачтами в ветре. На нескольких насадах красовались тяжелыми полотнищами знамена стрелецких приказов с изображениями Георгия Победоносца, богородицы, Николая-угодника и других святых.

Левее города, на глубине, над трехверстной ширью весенней Волги, красуясь под утренним солнцем белыми парусами, высился первый российский военный корабль «Орел» – невиданный ранее трехъярусный великан, построенный старанием Василия Шорина и Ордын-Нащокина. Тридцать две пушки глядели с его бортов, по огромным мачтам лазали матросы, с палуб слышался посвист сигнальной дудки.

Боярин подумал, что недалеко то время, когда подобные корабли заменят струги – и тогда конец разбойничьей вольнице казаков. Они не посмеют больше тревожить Волгу.

Из городских ворот вылезала теперь толпа провожатых – стрелецких жен и детей, посадских знакомцев и просто любопытного люда, который всегда охоч до ратного зрелища.

Ратные начальники увидали выехавшего из города боярина и пешими заспешили ему навстречу. Он ждал их, не сходя с седла. Михайл Прозоровский спешился, ожидая начальных людей.

– Слезь с коня, – шепнул воевода сыну.

Но Федор пренебрежительно передернул плечом.

– Вот еще! – пробурчал он.

Воевода взглянул на сына с тайною радостью. Непокорная гордость мальчишки отражала надменный нрав его самого. Преждевременно тяжеловатое, не по возрасту полное тело Федора словно вросло в седло.

– Слезь, неладно, – лишь для порядка повторил воевода.

– Худородны они еще – нам перед ними слазить!.. – ответил Федор.

И только тогда, когда князь Семен с офицерами подошли вплотную и поклонились, боярин спешился перед ними, и в то же время спрыгнул с коня Федор.

От берега подходил, поддерживаемый священниками, дряхлый митрополит. Боярин впереди всех пошел навстречу ему и преклонил колена на береговой песок, сняв свою высокую боярскую шапку, надетую для сегодняшнего торжества. За воеводою опустились на колени князь Львов и другие русские начальники. Иноземные офицеры слегка отошли к стороне. Митрополит благословил воевод и передал икону Кошкину, взяв ее из рук священника. Прозоровский принял знамя от Михайлы и вручил его Львову.

Не вставая с колен, Львов и Кошкин поцеловали край знамени.

– Сим победиши! – напыщенно сказал боярин князю Семену.

В тот же миг, едва Семен Иванович принял знамя и встал с колен, на стругах ударил салют из пушек...

Берег вздрогнул. И вдруг, словно отзвук, отгрянул салют с корабля, стоявшего в полуверсте от города, борта корабля мгновенно окутались пороховым дымом.

На стругах заиграли накры {Прим. стр. 91}, сопели и трубы.

Князь Семен, неся принятое от Прозоровского знамя, благословляемый митрополитом, направился к своему головному насаду. По сторонам князя шли двое стрелецких сотников, за ним – остальные начальные люди и несколько человек сопельщиков, играющих на сопелях.

Взоры всех были устремлены на совершавшееся торжество, на пышное облачение митрополита, митра и посох которого под утренним солнцем сверкали рубинами и алмазами, на новое, тяжелого шелка, знамя с золотыми кистями, на князя Семена, шествующего со знаменем, и никто не заметил черную телегу, что выехала из городских ворот вслед за воеводой. Телега была накрыта заскорузлой холстиной, а по краям ее сидели палач и два его помощника...

Воевода дал знак палачам. Они сорвали с телеги холстину. Под ярким утренним солнцем на телеге сверкнула голубая парча и еще что-то желтое, зеленое, золотое...