— М-да... — протянул я и наконец-то решился на главный вопрос: — Как думаешь, кто они?

— А черт его знает! — поморщился Андрей и в сердцах махнул рукой. — Тебе не все равно, кому продавать душу? Раньше бы сказали — нечистой силе, сейчас — пришельцам из космоса... Спроси еще, чего они хотят. — Его губы тронула саркастическая усмешка, и он сам ответил на свой вопрос: — Землю поработить! По мне, если так платят, пусть порабощают!

— Родину продаешь... — криво усмехнулся я.

Но Андрей неожиданно воспринял мои слова в штыки.

— Родина?! — вспылил он. — Какая, к черту, родина?! Настоящее государство заботится о своих гражданах, а у нас граждан обдирают как липку! И если я интересен стране исключительно в качестве субъекта для «обдирания», то такую родину и продать не грех. Если об тебя вытирают ноги, обуй ботинки с толстой подошвой и начинай лягаться!

— Коллаборационист ты наш, — насмешливо покачал я головой.

— Уж какой есть... — остывая, буркнул Андрей.

— А если серьезно, что будем делать?

— Да то и будем! — раздраженно отмахнулся он. — Я — выдувать стеклянные глаза, ты — мастерить кукол. У тебя есть другие варианты?

«А он прав!» — ужаснулся я. Иных вариантов не было. Разве что бегать по инстанциям и доказывать, что в куклы вселилась нечистая сила либо мы контактируем с инопланетянами. Прямая дорога в сумасшедший дом. Отказываться от работы тоже не хотелось — только-только почувствовал, как начинаю выбираться из финансовой ямы и что в мире существуют еще кое-какие интересы, кроме заботы, где достать деньги, чтобы прокормиться. Чем возвращаться в свое болото, лучше сразу пеньковую петлю на шею Было желание жить, а не существовать, и не было никакого желания проявлять патриотизм. Кто его оценит? Быть неизвестным героем не привлекало равно в той же степени, как и умирать.

— Слушай, Андрей, ведь ты при университете работаешь, со многими учеными знаком, — сказал я. — Может, стоит кого-нибудь из них посвятить в нашу проблему? Авось подскажут что-нибудь дельное.

— Наши ученые?! — Андрей так же неожиданно, как только что возмущался, развеселился. — Если где-то и существуют настоящие ученые, то не в нашем университете. Не знаю, по каким темам кандидаты и доктора наук защищали диссертации, только в научном мире их достижения неизвестны. Пауки в банке! Единственное, чем занимаются, так тем, что подсиживают друг друга, чтобы занять место поближе к государственной кормушке. Вон декан на меня волком смотрит, что не отстегиваю ему из своего приработка. Выгнал бы меня с удовольствием, но тогда стеклодувную мастерскую закроют, а его подсидят. Претендентов на теплое место декана много.

— Кончай ныть, — поморщился я, — а то тоже начну плакаться о своих личных неурядицах. Жилетка есть?

— Нет. Зато спирт есть. Будешь?

— Не буду. И без него голова кругом идет. Что у нас за менталитет такой — как проблема, так лучшего способа, чем заливать ее спиртным, не находится?

— Потому такой, что наша с тобой проблема неразрешима, — пожал плечами Андрей. — Меньше над ней голову ломай, работай и получай зелененькие. А если тошно — водку пей.

— Это тебе хочется, чтобы она была неразрешимой, — не согласился я. — Инопланетяне, вторжение, лапки кверху...

Андрей скривился как от оскомины.

— Да плевать мне, кто они — передовой отряд вторжения, мирные исследователи, потусторонние силы или предвестники Армагеддона местного значения. Кто их заслал, откуда и с какой целью. Платят, жить позволяют, и ладно.

— Засланцы, говоришь?

Андрей прищурился.

— Картавить изволите?

— А ты что, японец?

— При чем тут японец? — не понял Андрей.

— В японской речи нет звука «л».

— Буквы?

— Букв у них тоже нет.

— Японовед ты наш...

— От стеклодуя слышу.

— Таки «...дуя»? — обиделся Андрей.

— Аки «японо...», — не остался я в долгу.

Последнее слово было за мной, и мы замолчали.

Выпустили пар в пустопорожней перепалке и неожиданно поняли, что говорить не о чем. Ничего мы не выяснили, ни к какому решению не пришли и вряд ли придем. Напрасно говорят, что истина рождается в споре. В споре появляются синяки и выбиваются зубы, а проблемы не разрешаются, а усугубляются.

Андрей шумно вздохнул, нагнулся и достал из-под стола литровую бутыль без надписи.

— Давай вмажем спирту, мозги затуманим?

Я покачал головой.

— Не хочу. — На душе было тошно, и отчаянно хотелось побыть одному. — Пойду я...

— Как хочешь, — равнодушно сказал он. Видимо, в своем желании побыть в одиночестве я не был оригинален, и Андрей хотел того же. — Что-то новое выяснишь, сообщи.

— И ты тоже, — сказал я, поднимаясь с табурета. Все-таки скрывалась за его напускным безразличием тревога. Когда страус прячет голову в песок, перья на гузке подрагивают.