От его слов на душе заскребли кошки, но я переборол себя и выдавил, надеюсь, ироничную улыбку.

— Слышал уже, а какое это имеет отношение к коньяку и артишокам? Утром, знаете ли, позавтракал только яичницей.

— Самое прямое. Вербовка проводится по методу «кнута и пряника». Жестко демонстрируется, насколько серьезная у нас организация, и одновременно ведется разговор о том, какие возможности открываются перед сотрудником.

Прозрачный намек, что у меня был легкий завтрак, он— открыто проигнорировал, и я понял, что кормить меня здесь не собираются.

— Выходит, мой статус поменялся?

— Выходит, поменялся, — поморщился Иванов.

Похоже, изменение моего статуса ему не нравилось.

— И кто же я теперь?

Иванов отпил из чашки, смакуя, пожевал губами.

— Посредник, — сказал он, глядя мне в глаза. Ничего хорошего его взгляд не обещал.

Чтобы не ляпнуть что-нибудь невпопад, я все-таки взял кофейник, налил себе кофе, отхлебнул. Кофе оказался выше всяких похвал, но мне сейчас было не до гурманских ощущений.

— И с чем это связано? — осторожно поинтересовался я.

— С тем, что объект вышел с вами на контакт.

Иванов продолжал сверлить меня взглядом. Куда только подевалось его добродушие, с которым он встретил меня на пороге кабинета. Словно входил к нему закадычный друг, а пил кофе заклятый враг.

— А вас он, выходит, игнорирует... — тихо сказал я.

— Да, — неожиданно легко согласился Иванов.

Я залпом допил кофе и налил еще. Руки дрожали, и. наливая, я плеснул на столешницу. Иванов посмотрел на лужицу, на мои руки, но промолчал.

Вот, значит, как... Осознание, что я превратился для «Горизонта» в ключевую фигуру, выбило меня из колеи. Хорошо, что сидел, а не стоял. Теперь, значит, со мной будут носиться как с писаной торбой... Откроются блестящие перспективы...

Я отпил кофе и взял себя в руки. Какие к черту блестящие перспективы?! Размечтался... Единственной светлой перспективой было то, что останусь при своем рассудке. Впрочем, исходя из вчерашних предпосылок, это тоже немало. Но, судя по выражению лица Иванова, на этом и все. Семь шкур спустит, а своего добьется.

— Значит, вы хотите, — растягивая слова, начал я свою игру, укладывая пробный камень в оборонительный редут, — чтобы я стал посредником между...

— Между нами и объектом, — закончил за меня Иванов.

Спасибо, что закончил, а то я не знал, как обозвать Буратино. Называть по имени сказочного деревянного человечка как-то несерьезно для серьезной организации.

— И в чем будут заключаться мои функции?

— Ваши функции... — поморщился Иванов, глубоко вздохнул и неожиданно закончил: — Без ограничений.

Словно бульдозером прошелся по возводимым мной оборонительным сооружениям, в порошок размолов пробный камень. Хорошо, что не танком.

— Вы вправе действовать, как вам заблагорассудится. Все должно быть подчинено одной цели — склонить объект к сотрудничеству с нами.

Говорил он твердо, резко, словно гвозди вгонял. Но я ему не верил.

— Вплоть до ядерной атаки? — мрачно пошутил я.

— Вплоть до ядерной атаки, — не меняя тона, отчеканил он.

Внутри у меня все перевернулось. В этот раз не бульдозером прошелся по мне Иванов, и даже не танком. Мегатонной ядерной боеголовкой шарахнул, развеяв меня субатомной пылью. Его слова перекликались с моими мыслями о марширующих стройными колонами деревянных человечках, но одно дело — мысли рядового обывателя и совсем другое — реальная политика государственного масштаба.

Иванов вынул из кармана кредитную карточку и послал по столу в мою сторону.

— Держите. В расходах вы не ограничены, счет будет автоматически пополняться.

Я машинально взял кредитку, повертел в руках. Что-то никак не хотело укладываться в голове. Не верил я Иванову, и все тут. Хоть убей, не верил его словам. Как вначале не верил в его радушие, а теперь в неприятие.

— В какую игру вы со мной играете? — тихо поинтересовался я.

— С чего вы взяли, что с вами ведут закулисные игры? — спросил Иванов. Теперь он был сама невозмутимость.

Я подумал. Аргументов не было, одно предчувствие. И все же я попытался по наитию использовать некоторые зацепки.

— Деньги мне и так девать некуда, — Я отложил кредитную карточку, достал из кармана пачку долларов и веером раскинул их на столике. — Ваше производство?

— Наше, — спокойно согласился Иванов.

— Фальшивомонетничеством занимаетесь, инфляцию увеличиваете...

Иванов недоуменно посмотрел на меня, улыбнулся и покачал головой.

— Самым отпетым фальшивомонетчиком, — сказал он, — следует считать казначейство Соединенных Штатов, так как денежная масса, выпущенная им, в три с половиной раза превышает мировой объем товаров и услуг. Если эту денежную массу выплеснуть на рынок в один день, то мировая экономика, а вместе с ней и наша цивилизация рухнут. Поэтому наши, как вы их называете, фальшивки, ничего в балансе валюты не изменят. — Говорил он вяло, будто читал давно набившую оскомину лекцию, и на меня не смотрел. — Практически то же самое произошло с экономикой Советского Союза, когда граждане бросились снимать свои денежные вклады, в результате чего коробка спичек, стоившая одну копейку, через два года стала стоить миллион рублей.