Там я подогрела чайник и, попивая кофеёк, закурила сигарету из Зинкиной пачки.

Бой продолжался довольно долго, я судила по хаотичным крикам, доносившимся из спальной. Потом эти крики становились все тише и тише, а потом и вовсе заглохли. Я прислушалась — тишина.

Полная тишина. Ни звука.

«Черт возьми! — подумала я. — Не поубивали же они там друг друга!»

Я уже хотела отправиться на разведку, но в это время раздался крик Тамарки.

— Вы что, придурки, оставили её там одну?! — закричала Тамарка. — Она же в милицию позвонит!

Я и глазом моргнуть не успела, как вся ватага была уже на кухне. Не помню как мне заломили руки, помню лишь, что оказалась я в туалете.

— Посиди, подумай на досуге, — ядовито посоветовала мне Татьяна.

«Спелись, мерзавки!» — подумала я и во всю глотку закричала:

— Спасите! Помогите!

Истошные крики я сопровождала энергичными ударами по двери туалета. Я молотила и руками и ногами, в тайной надежде, что дверь соскочит с петель. Дверь тряслась, но с петель не соскакивала.

— Она нам всех соседей сейчас на ноги поднимет, — заволновалась Тамарка. — Пойдите, вставьте ей кляп! — приказала она.

И эти дурочки принялись открывать дверь, я же схватилась за ручку, пытаясь препятствовать им в их вероломных намерениях. С той страстью, с которой я только что хотела выйти из туалета, теперь я тянула ручку на себя, но их было больше, и дверь открылась. На меня набросились и воткнули в рот кляп. И связали бельевой верёвкой руки, чтобы я этот кляп ненароком не вытащила.

Связали, должна заметить, весьма неумело, и, как только закрылась за обидчицами дверь, я эту верёвку очень быстро развязала, предварительно ослабив её с помощью разнообразных движений.

Тут же я воткнула в ручку швабру, к моему счастью оказавшуюся в туалете, заклинив дверь таким образом, что открыть её уже не представлялось возможным даже с помощью всей банды, которая свирепствовала в квартире моего покойного Фрысика.

— Ну что, съели! — во все горло гаркнула я, радуясь, что провела своих врагов.

— Она вытащила кляп! — ужаснулась Тамарка. — Как вы его вставили, идиотки?!

— Нормально вставили, — оправдывалась подлая Полина.

Это она беспощадно пихала мне в рот этот кляп, пока Изабелла и Зинаида вязали меня верёвкой.

— Так идите и вставьте ещё! — приказала Тамарка, и дверь лихорадочно затряслась.

— Черта с два вы теперь откроете! — страшно радуясь, сообщила я, давая себе клятвы ни за что Тамарке не прощать её приказа вставить в меня кляп.

— Она заклинила дверь изнутри, — догадалась Татьяна.

А предательница Тамарка постановила:

— Будем ломать!

— Ааааа! — истошно завопила я, демонстрируя своё искусство.

— Заткнись по-хорошему, — попросила Тамарка.

— Пока вы сломаете дверь, — заявила я, — сюда сбегутся все соседи. В принципе, пусть сбегутся, я не против, хоть посмотрят на труп моего Фрысика, пока вы ещё не закатали его в ковёр.

— Вот же, — воскликнула Татьяна и грязно на меня выругалась.

— Сама такая! — огрызнулась я.

— А-ааа! Девочки! — чему-то испугалась Тамарка, впрочем, я тут же и узнала — чему. — У неё же может быть с собой мобильный.

— Не было у неё мобильного, — компетентно заявила Зинаида, которая вила вокруг меня верёвку.

— А ты в карманах её леопарда смотрела? — строго спросила Тамарка.

По молчанию Зинаиды стало ясно, что она не смотрела.

— То-то же! — рявкнула Тамарка. — Эх, растяпы! Теперь она запросто позвонит в милицию!

«А чего это она раскомандовалась тут всеми?» — подумала я и во все горло сообщила:

— Конечно позвоню! И не только в милицию, а и Евгению. Мой Евгений приедете, и мало вам не покажется, когда он увидит, что вы сделали с моим леопардовым костюмом, а ведь я в нем собиралась на собственную свадьбу!

По гробовому молчанию я поняла, что Тамарка впала в задумчивость. Остальные, видимо, ждали когда она из задумчивости выпадет и отдаст очередные приказания. Чем-то она в моё отсутствие их скрутила, а вот чем, ещё та загадка. Во всяком случае, сидя в туалете её не разгадаешь.

Я уже хотела предложить Тамарке заключить мировую, но она взмолилась сама.

— Сонечка, — заскулила она, сделавшись вдруг чрезвычайно нежной, — мы же старые подруги…

— Не старые, а давние, — поправила я и, пользуясь своим преимуществом, добавила, — хотя, если иметь ввиду только тебя, то можно сказать и «старые».