Вечер был безнадежно испорчен. Я отправилась в номер, приняла ванну, улеглась в постель и мгновенно уснула.

Проснулась довольно рано в отличнейшем настроении и, нежась в постели, размечталась: «Когда получу деньги, куплю трубку бабуле. Самую дорогую и с прибамбасами: всякими там топталками, ершиками и прочей фигней, с которой носятся любители трубок. Ах, как соскучилась я по бабуле! Да, еще куплю ей самого лучшего табаку, если б я только в этом хоть что-нибудь понимала, а то ведь надурят».

Сколько ни старалась моя бабуля, так и не смогла приучить меня к этой вредной привычке: курению трубки. Слишком я суетлива. Да и нет во мне нужного шику, но зато как смотрелась бабуля с элегантной трубкой на прошлогоднем приеме у своего друга — посла Финляндии!

Раздался стук в дверь. Я решила, что мне принесли кофе и булочку. Конечно, заказывать кофе в номер расточительно — можно спуститься в бар, где дешевле. Но стоило ли ехать в Париж экономить, когда и дома этим приходится заниматься?

С важным видом я распахнула дверь, но на пороге стоял не официант с подносом, а мужчина средних лет в хорошо сидящем костюме.

— Вы мадемуазель Муза? — осведомился он по-английски.

— Йес-с! — с необъяснимой радостью ответила я.

— Это вам.

Он сунул мне в руки огромный пакет и, повернувшись на пятках, немедленно удалился. Едва закрыв дверь, я бросилась потрошить пакет. Ха! Там были евро, сумасшедшая пачка! В пароксизме покупательской жажды, я не стала дожидаться официанта, решив, что кофе попью на бегу в баре отеля. В баре было немноголюдно. Новый бармен повел себя хуже вчерашнего. Увидев меня, он воскликнул:

— Доброе утро, мадемуазель Мюз!

Не успела я осознать, что происходит, как перед моим носом появились чашка кофе со сливками и тарелочка со свежайшей булочкой, источающей ореховый аромат, — все именно то, что я собиралась заказывать. А когда рядом с кофе и булочкой легла пачка любимых моих сигарет, я уже не паниковала, а принимала знаки внимания со спокойным достоинством.

«Надо в бар заглянуть вечерком, — по-деловому подумала я. — Интересно, как отреагирует на меня ночной бармен?»

Позавтракав, я понеслась покупать подарок бабуле.

Поразительно, в каком счастливом неведении пребывала я по поводу цены хорошей курительной трубки.

Когда продавец сообщил, сколько стоит «Данхилл», меня едва не хватил удар. Я закричала, как потерпевшая, и с этим нечеловеческим воплем покинула грабителей с большой дороги.

Побегав сгоряча по Парижу, я решила, что бабуля дороже стоит, вернулась в салон и приступила к допросу. Выслушав лекцию о производстве лучших в мире английских трубок, я пришла к выводу, что надо брать ту трубку, что сделана по спецзаказу: чубук — из баобаба, верхняя часть мундштука — из секвойи, нижняя — из эвкалипта. Только эта трубка достойна моей бабули.

— А это что за белое пятнышко? — решила я сделать последнее, решающее уточнение.

— Белое пятнышко — знак высокого качества, — охотно просветил меня консультант. — Делается из бивня половозрелого африканского слона.

«Господи! Бедный слон! У моей бабули обязательно должна быть только такая трубка, иначе я перестану себя уважать!»

— Скажите, а два пятнышка — это же лучше, чем одно? — решила я не останавливаться на достигнутом.

— Вы абсолютно правы. Второе пятнышко — знак экстра-класса. Оно делается из бивня сиамского слона, — подтвердил консультант.

— Это как раз то, что мне нужно! — воскликнула я, бесповоротно решив, что покупаю трубку с двумя белыми пятнышками.

Просто удивительно, как моя бабуля до сих пор жила без нее, без этой трубки.

Я вышла из салона, зашла за угол и пересчитала евро. На трубку катастрофически не хватало.

«Придется копить, — подумала я. — Надеюсь, завтра мне дадут еще больше денег».

Однако нетерпение охватило меня. В надежде занять недостающее я поехала к Рышарду.

Рышарда я не застала, а повстречавшийся мне Жан-Пьер вряд ли мог быть полезен. О его жадности ходили легенды. И при этом Жан-Пьер умудрялся быть классным парнем. Все любили его, и было за что. Он в лепешку готов разбиться, может пойти на любые жертвы, лишения, только бы услужить, не касаясь своего кошелька.

— Зачем тебе Рышард? — сделал стойку Жан-Пьер, сносно говорящий по-английски. — Я могу его заменить?

— Нет, — горестно вздохнула я, — мне нужны деньги.

Он покачал головой: