— Нет, — ответила она. — Я нахожу это печальным. Но поскольку слезы у меня давно кончились, мне приходится смеяться, вместо того чтобы рыдать.

— Смейтесь или рыдайте, как вам хочется, но улики против вас весьма серьезны.

— Улики? — Она снова рассмеялась. — Да где ж тут улики? Безумная сказка, рассказанная стариком? Хотя в его словах и была доля правды.

— То есть вы признаете свой договор с Дьяволом?

— Отнюдь. Я признаю, что ходила в церковь по воскресеньям и в третий раз сидела на службе с волосами, вымазанными тухлым яйцом. Но я не собиралась доставлять им удовольствие наблюдать, как я бегу домой или плачу, как побитый ребенок. Это единственная правда во всем рассказе Бакнера.

— Конечно, вы будете отрицать инцидент в саду. Я ничего другого и не ожидал бы.

— А тогда какой в этом смысл? — Она направила янтарные глаза на Вудворда. — Если я такая уж ведьма, зачем бы я позвала Бакнера созерцать мои… нескромности? Почему не стала заниматься такими вещами не прилюдно?

— Этого я не знаю, мадам. Почему?

— Очевидно также, согласно Бакнеру, я умею проходить сквозь запертые двери. Почему же я тогда до сих пор в этой камере?

— Покинуть эту тюрьму было бы признанием в колдовстве.

— А позволить Бакнеру созерцать эти богохульства — не признание? — Она покачала головой. — Будь я действительно ведьмой, я была бы умнее.

— О, я думаю, вы достаточно умны, мадам. Кроме того, кто может сказать, что вы не покидаете тюрьму по ночам, не бродите где вам хочется со своим хозяином? Возможно, вы обитаете в некоем призрачном мире, который богобоязненные граждане даже вообразить не смеют.

— Можете завтра утром спросить своего клерка, — сказала Рэйчел. — Он сегодня узнает, есть ли у меня власть проходить сквозь стены.

— Я сомневаюсь, чтобы вы проявили подобную власть в присутствии Мэтью, — парировал Вудворд. — Опять-таки это было бы признанием вины, которое привело бы вас на костер.

Она внезапно встала.

— Вы такой же сумасшедший, как и все они! Вы искренне полагаете после того, что вы сегодня слышали, что я не буду гореть? Есть другие свидетели — другие лжецы, — которые еще выскажутся против меня, это я знаю. Но кто будет говорить за меня? Никто. Да они ненавидели меня еще до того, как назвали ведьмой, и потому-то они сделали меня ведьмой, чтобы еще сильнее ненавидеть!

— Они сделали вас ведьмой? Как можно было сделать вас тем, чем вы не являетесь?

— Послушайте меня как следует, магистрат. Кто-то убил преподобного Гроува и моего мужа, а потом выставил меня самой черной ведьмой к югу от Салема. Кто-то сделал кукол и спрятал под полом у меня в доме. Кто-то распустил эти мерзкие враки обо мне, и теперь здешние жители сами не знают, что говорят!

— Я верю мистеру Бакнеру, — сказал Вудворд. — Я видывал в своей жизни лжецов, и не в одном суде. Я видел, как они сами плетут паутину, в которую попадаются. Мистер Бакнер может путаться в мелких подробностях из-за своего почтенного возраста и потрясений той ночи, но он не лжет.

— Если он не лжет, — заявила Рэйчел, — то либо его надо посадить в сумасшедший дом, либо он заколдован другой ведьмой, не той, которую из меня пытаются сделать. Я никогда ногой не ступала ни в его дом, ни в его сад. Клянусь в этом перед Богом.

— Осторожнее со словами, мадам! Удар небесного огня может положить конец вашим играм!

— Если это будет более быстрая смерть, чем на костре, я буду только рада.

— Есть простой способ положить всему этому конец, — сказал Мэтью. — Мадам, если бы вы прочли молитву Господню, я думаю, что магистрат мог бы рассмотреть ваше дело в ином свете.

— Спасибо, но я сам за себя могу сказать! — возразил Вудворд. — После того, что я сегодня здесь слышал, я считаю, что даже прочтение молитвы Господней может оказаться обманом, созданным хозяином этой женщины!

— Я избавлю вас от подобных сомнений, — сказала Рэйчел, — поскольку отказываюсь произносить слова, не имеющие в этом городе никакого смысла. Те, кто день и ночь бормочут «Отче наш», первыми начнут скалиться, когда меня будут жечь. Например, Лукреция Воган. Вот отличный пример доброй христианки! Она подала бы распятому Христу уксуса и сказала бы, что это мед!

— Она была настолько добра, что передала вам чашку чаю. Мне не показалось, что это был уксус.

— Вы ее не знаете, а я знаю. И думаю, что знаю, зачем она просила разбить и вернуть ей чашку. Спросите ее. Вам это может показаться интересным.

Вудворд отвернулся и стал укладывать в корзину чайник и чашки.

— Полагаю, на сегодня хватит, Мэтью. Сейчас я пойду к доктору Шилдсу. В понедельник с утра мы продолжим допросы.

— Я бы предложил, сэр, вызвать следующим свидетелем миссис Бакнер. У меня есть вопросы, которые я хотел бы ей предложить.