От территории колледжа прибрежная дорога бежала вдоль моря понизу среди густых зарослей и перемежающихся пустырей. Здесь было беспорядочное соседство административных зданий, многоквартирных домов, студенческих общежитий.

Позади отштукатуренного дома по номером 148 полдюжины коттеджей толпились на небольшом участке. Полная женщина отворила дверь, когда я еще не подошел.

— У меня все заполнено уже до июня.

— Благодарю вас, но мне не нужна комната. Вы миссис Грэнтам? Все, что мне нужно, — это небольшая информация. — Я назвал свое имя и чем я занимаюсь. — Мистер Мартин, из колледжа, дал мне ваш адрес.

— Почему вы не сказали это? Входите.

Дверь открылась в небольшую, плотно заставленную жилую комнату. Мы сели друг к другу лицом, почти касаясь коленями.

— Надеюсь, это не жалоба на одного из моих ребят. Они для меня как сыновья, — сказала она с покровительственной улыбкой.

Она сделала широкий жест в сторону камина. Полка и стена над ней были сплошь увешаны снимками бывших студентов. — Эти меня не интересуют. Я хочу получить информацию о студенте, который учился семь лет назад. Вы помните Фелица Сервантеса? — Я показал снимок Мартеля-Сервантеса, стоящего сзади, и Кетчела впереди Китти. Она надела очки, чтобы рассмотреть фотографию.

— Я их всех помню. Этот большой и блондин приезжали забрать его вещи, когда он выезжал. Все трое уехали вместе.

— Вы уверены в этом, миссис Грэнтам?

— Уверена. Мой покойный муж говорил, что у меня память, как у слона.

Если бы такой и не было, я бы не забыла про это трио. Они уехали в «роллс-ройсе», и я удивлялась, что может делать мексиканский парень в такой компании.

— Сервантес был мексиканцем?

— Конечно. Я не хотела принимать его сначала. У меня никогда не было мексиканских жильцов. Но в колледже сказали: либо берите, либо утратите наших клиентов. Так что я сдала ему комнату. Но он не долго у меня прожил. — А что он рассказывал?

— Он был напичкан разными историями. Когда я спросила, не мексиканец ли он, он ответил, что нет. Но я жила в Калифорнии всю свою жизнь, и я узнаю мексиканца всегда. У него даже чувствовался акцент, который он выдавал за испанский. Он говорил, что чистокровный испанец из Испании.

Я попросила показать мне паспорт. У него его не было. Он сказал, что он беженец из своей страны, что его преследует генерал Франко за то, что он борется против правительства. Он меня, конечно, не обманул. Я узнаю мексиканца, когда увижу. Если вы меня спросите, он, думаю, был сельскохозяйственным рабочим и поэтому врал. Он не хотел, чтобы иммиграционные власти посадили его в автобус и отправили домой.

— Какое еще вранье он наговорил?

— Он сказал, что уезжает в Париж, что будет там учиться в университете; сказал, что испанское правительство сняло запрет на деньги его семейства, и он может позволить себе ходить в лучшую школу, чем эта. Божье избавление от поганого мусора. Это все, что он сказал.

— Вы не любили Сервантеса, не так ли?

— С ним было все в порядке. Но он всегда вел себя заносчиво. Кроме того, он уехал первого октября, оставив меня с пустой комнатой до конца семестра. Это заставило меня пожалеть, что я сдала комнату мексиканцу.

— Насколько он был чванливым?

— Самым разнообразным образом. У вас, кстати, есть сигареты? Я дал ей одну и дал прикурить. Она выдохнула дым мне в лицо. — Почему вы так им интересуетесь? Он вернулся снова в город? — Вернулся.

— Что вы хотите? Он сказал мне, что вернется. Вернется в «роллс-ройсе» с миллионом долларов и женится на девушке из Монтевисты. Такое самомнение. Я посоветовала ему рубить сук по себе. Но он сказал, что это единственная девушка для него.

— Он назвал ее имя?

— Вирджиния Фэблон. Я знаю, кто она. Моя дочь ходила в одну школу с ней. Вирджиния была очень красивой девушкой, думаю, она и сейчас выглядит прекрасно.

— Сервантес думает так же. Он только что женился на ней.

— Вы шутите.

— Хотелось бы, чтобы это была шутка. Он вернулся два месяца назад. В «Бентли», а не в «роллс-ройсе», со ста двадцатью тысячами вместо миллиона. Он женился на Вирджинии Фэблон.

— Ничего себе. — Миссис Грэнтам так затянулась сигаретой, что закашлялась. — Подождите, пока я скажу эту новость своей дочери.

— Я бы не стал говорить день или два никому. Сервантес и Вирджиния исчезли. Она, может, находится в опасности.

— В опасности от него? — спросила миссис Грэнтам с нетерпением.

— Может быть.

Я не знаю, чего он хочет от Вирджинии: возможно это было что-то, чего не существовало. И я не знал, что он предпримет, когда обнаружит, что это мираж.

Миссис Грэнтам ткнула свою сигарету в пепельницу отеля «Брейкуотер» и бросила окурок в чашку без ручки, в которой уже лежали другие окурки.