— Господин, — спросил меня на улице Сахаф, — почему ты написал строфу не на том языке, на котором сейчас говорят?

— Коран ведь тоже написан не на новом арабском. Строфа должна быть выражена особыми словами. Но почему ты сейчас иначе разговариваешь со мной, чем раньше?

— Я? — переспросил он, смутившись.

При первой встрече он говорил мне «вы», а сейчас перешел на «ты»… Подумав, он ответил:

— Потому что люблю тебя. Ты сердишься?

— Нет. Держи свою лошадь. Едем в Енибашлы. Пока он ходил за дом и мы его ждали, я хотел было расспросить Халефа о происшедшем с ним, но в этот момент нас обнаружили любопытные жители, и о приватном разговоре не могло быть и речи. Затем появился Сахаф на лошади, и мы в темпе двинулись, потому как нас мучила неизвестность — что там с Оско и Омаром. Во время поездки я спросил хаджи:

— Я так долго вас ждал, а вы все не ехали. Что-то перепутали?

— Нет, эфенди. Мы ехали, как ты предписал нам, но… Он остановился и посмотрел на меня со стороны, как бы оценивая, может ли он сообщить мне что-то неприятное. Но настроение у меня было неплохое. Я уже давно запретил себе попадать в лапы плохого расположения духа, и люди, подвластные этому «недугу», вызывали у меня презрение. Коня своего я вернул — это главное. Но тем не менее я состроил кислую мину, чтобы потом порадовать малыша неожиданным ответом. Но пока я не отвечал и выглядел вялым. Он выпрямился в седле и спросил:

— Ты в хорошем настроении, сиди?

— Нет, хаджи.

Это прозвучало так странно в моих устах, что он оцепенел.

— О!

— А почему ты спрашиваешь?

— Потом что хочу огорчить тебя.

— Чем же?

— Произошло несчастье. Он убежал!

— Кто?!

— Последний!

— Какой еще последний? Говори скорее.

— Последний хавас. — И он так горестно вздохнул, что это стало слышно даже за стуком копыт.

— Слава Богу! — Я произнес это таким радостным тоном, что он снова уставился на меня, теперь уже недоуменно.

— Что?

— Это порадовало меня, я был прав.

— Эфенди, я тебя правильно понял?

— Надеюсь!

— И ты не сердишься, что он сбежал?

— Наоборот, я очень благодарен тебе и ему за это.

— Почему?

— Да потому, что этот человек был нам только обузой.

— Зачем же тогда было брать его с собой?

— Несколько хавасов нам были нужны, но поскольку они не умели ездить верхом и их предводитель предпочитал командовать, а не повиноваться, нам не стоит о них печалиться.

— Ну и хорошо. Ты у меня камень снял с души. Я даже боялся!

— Кого — меня?

— Да, сиди, тебя.

— Ты что, меня плохо знаешь? Ты так долго и верно служишь мне, да и сегодня спас от смерти. Ты — мой друг и защитник — боишься меня! Это неумно с твоей стороны.

— Еще более неумно было упускать этого человека.

— Так он действительно сбежал?

— Вот именно, сбежал.

— Полагаю, с груженой лошадью?

— Да, с теми самыми дарами, которые мы получили от Малема, сторожа.

— Пусть себе едет!

Теперь его лицо приобрело удивленное и злое выражение.

— Что? Дать ему уйти? Я не могу этого допустить! Мы скакали за ним довольно долго. Но в ночи след затерялся.

— Сколько же драгоценного времени вы потеряли!

— Увы, мы доехали аж до Герена! Я был так зол так зол, что сокрушил бы всех гигантов, попадись он мне на пути.

— Ладно, бог с ним, нам есть сейчас о чем подумать.

— Эфенди, я никак не могу тебя понять. Ты что, hi знаешь, что там был за подарок?

— Продукты, наверное… Я не открывал.

— Но зато я открыл!

— Ну и любопытный же ты!

— Любопытный? Скорее, предусмотрительный. Надо же знать, что тебе дарят. Во-первых, там был пирог размером с мельничный жернов с миндалем и изюмом. К сожалению, он раскрошился. Потом там было два ценных чепрака — тебе и мне. Еще — несколько шелковых платков для головы. С каким удовольствием я бы привез один такой моей Ханне! Но увы! О огни любви, о очи надежды, о розы детства!

Ну вот, вспомнил о любви. Я пытался как мог успокоить его.

— Не расстраивайся, Халеф! Наверняка эти потери уже заложены в Книге жизни. Будут у нас еще шелковые платки, и я надеюсь, ты вернешься к красивейшей из дев не с пустыми руками.

— Да ниспошлет нам Аллах все необходимое! Хорошо еще, что удалось спасти кошелек!

— Какой еще кошелек?

— Когда я открывал сумку, то обнаружил там кошелек из кошачьих шкурок, шнурок был завязан и опечатан, но кошелек был так увесист, что я решил — там деньги.

— И ты его уберег?

— Да, вот он, у меня в сумке. Там в нем полоска пергамента, на которой написано: «Достима хаджи Кара бен Немей эфенди». Так что кошелек твой.