С каждым словом она всё более воодушевлялась, забывая о своём минутном замешательстве: какие-то заплесневелые бумаги были ей, по-видимому, дороже родных братьев — на слове «архив» голос её дрогнул от благоговения. Эгерт поднял бокал — всё равно, чем вызвано воодушевление женщины, лишь бы горели её глаза и розовели щёки:

— Пью за путешественников, разыскивающих манускрипты!.. Только в Каваррене отродясь не бывало летописей, по-моему…

Студент выпятил губы. Сказал безо всякого выражения:

— В Каваррене обширная историческая библиотека… В Ратуше. Для вас это новость?

Солль не дал себе труда вступать с ним в разговор. Тория умела, по-видимому, ценить хорошие вина — глаза её прикрылись от удовольствия после первого же глотка. Дав ей возможность насладиться, Эгерт вытащил из корзинки следующую бутылку:

— Обратите внимание… Гордость каварренских погребов, дитя южного виноградника, «Серенада муската»… Хотите попробовать?

Он снова наполнил её бокал, вдыхая исходящий от неё запах — запах духов, настоянных на терпких травах; потом, касаясь рукавом её тёплого вздрагивающего рукава, положил на её тарелку крохотный ломтик розовой грудинки. Студент мрачно вертел в длинных пальцах бутылочную пробку.

— Так что же это за счастливец, заинтересовавший вас даже спустя столько веков? — поинтересовался Солль с обворожительной улыбкой. — Хотел бы я быть на его месте…

Она охотно принялась рассказывать ему длинную и вовсе неинтересную историю о маге, основавшем какой-то орден, именуемый ещё и воинством; Эгерт не сразу понял, что речь идёт всего-навсего о Священном Привидении Лаш, которому действительно кто-то где-то поклоняется. Он слушал Торию — и слова девушки текли мимо его ушей, а голос завораживал, милый, необычный голос… Мягко открывались бархатные губы, давая проблеснуть белым зубам; Эгерт покрылся потом, воображая, что за поцелуй умеют подарить эти прекрасные губы.

Ему хотелось, чтобы девушка говорила вечно — но она запнулась, мельком взглянув на студента. Тот сидел нахохлившись, как больная птица, и смотрел на неё с укоризной.

— Прошу вас, продолжайте, — сказал Эгерт вкрадчиво. — Мне безумно интересно… Он, значит, в конце концов спятил, этот ваш маг?

Студент красноречиво глянул на Торию и завёл глаза к потолку; Эгерт был не слепой, чтобы не прочитать в этом действе крайнее презрение к своим научным познаниям. Впрочем, оскорбляться поведением жалкого студента было ниже его достоинства.

Тория растерянно улыбнулась:

— Право же, я с удовольствием рассказала бы вам… Но мы так устали в дороге… Пожалуй, нам пора, — она легко поднялась, и бокал её остался недопитым.

— Госпожа Тория, — Эгерт вскочил тоже, — может быть, быть, вы позволите мне выполнять долг гостеприимства и завтра? Вас ведь интересуют местные достопримечательности — а я считаюсь их знатоком, лучшим во всём городе…

Достопримечательностями Каваррена Эгерт считал в основном кабаки и загоны для бойцовых вепрей, но доверчивая Тория попалась на его нехитрую удочку:

— Правда?

Студент тяжело вздохнул. Не обращая на него внимания, Эгерт энергично закивал:

— Безусловно… Разрешите узнать ваши планы на завтра?

— Они ещё не определены, — угрюмо отозвался юноша. Прищурившись на него, Солль с удивлением отметил, что студенты тоже умеют злиться.

— Госпожа Тория, — Эгерт обернулся к девушке так, будто студент никогда и не рождался на свет, — на завтрашний день я прошу вас запланировать осмотр достопримечательностей, обед в лучшем заведении Каваррена и вечернюю прогулку на лодке… Кава — на редкость живописная речушка, вы заметили?

Она как-то сникла, глаза её потемнели и казались теперь двумя колодцами под грозовым небом. Тогда Эгерт улыбнулся так обаятельно, так искренне и беззащитно, как только мог:

— Я не всё понял из вашего рассказа… Мне будет очень интересно задать несколько вопросов про этого… господина, подарившего миру орден Лаш… А в благодарность за рассказ ваш покорный слуга сделает всё ради вашего удовольствия… Всё, о чём вы попросите, ляжет к вашим ногам… До завтра!

Он раскланялся и вышел; немолодой постоялец проводил его усталым взглядом.

Комендант ратуши долго мялся и качал головой: книгохранилище пребывает в негодном состоянии, часть книг погублена пожаром, случившимся ещё лет тридцать тому назад; чего доброго, на головы молодых людей обрушится балка или кирпич… Изыскатели, однако, были настойчивы и в конце концов получили доступ к желаемым сокровищам.

От сокровищ, впрочем, остались только жалкие крохи — то немногое, что пощадил пожар, стало поживой целым поколениям крыс; разгребая мусор и помёт, исследователи то и дело разражались возгласами отчаяния. Эгерт, явившийся в книгохранилище с огромным букетом роз, застал молодую пару в тот самый момент, когда среди всеобщей разрухи обнаружился, наконец, более или менее сохранившийся уголок.