Но не сказал.

Однажды ночью Юстин проснулся оттого, что дед стоял над ним со свечкой. Юстин обозлился и чуть было не обидел деда нехорошим словом, но удержался.

– Юстинка, – сказал дед, и свеча в его руке дрогнула, проливая воск на дедовы пальцы. – Ну поверь ты старику…

– Что? – спросил Юстин, испугавшись, что дед рехнулся от переживаний.

– Будь он проклят! – тонко вскрикнул дед. – Колдуны ведь, хоть какие могучие – из людей все же, и ясно, чего от них ждать, чего они могут, чего не могут… А этот – ты знаешь, каких колодцев он Хозяин? Не знаешь, Юстинка… Не тех, где воду берут. Других колодцев… Ох, глубоких, Юстинка. Не надо нам беды, заклинаю, забудь ее, забудь, объяснить не могу – так хоть поверь старому, поверь, а?

Из здорового дедового глаза скатилась слеза. Юстин испугался.

На его памяти дед не плакал никогда.

Того, что случилось в самой середине осени, никакое дедово гадание предсказать не смогло. Наверное, не солгал Хозяин Колодцев – будущего нет…

Юстин был дома – разгружал телегу дров, которую удалось накануне выменять на десять корзин «эльфушачьих» яблок. Носил дрова под навес, сортировал, складывал; перестук многих копыт услышал только тогда, когда всадники были уже совсем близко.

Пятеро. На высоких сытых конях, таких огромных, что Юстинова кляча была рядом с ними как лягушка перед курицей. Бородатые. Хорошо одетые. Загорелые. Хмурые.

У каждого на поясе имелась сабля.

Юстин как стоял перед поленницей – так и опустил руки, и дрова выкатились на землю со звонким, каким-то даже музыкальным стуком.

– Отопри ворота, – сказал старший всадник, глядя на Юстина сверху вниз через хлипкий покосившийся забор.

Юстин повиновался. Двое всадников въехали во двор и спешились; трое остались снаружи.

Старший вытащил из-за пояса желтую, свернутую трубочкой бумагу. Развернул, провел по написанному толстым, как молодая яблоня, пальцем:

– Как звать?

– Меня? – в ужасе спросил Юстин.

Стражник поднял на него светло-голубые мутные глаза:

– Меня я знаю, как звать… Тебя, суслик!

– Юстин…

Стражник снова заглянул в свою бумагу.

– Ага, – сказал удовлетворенно. – Не зря, значит, в такую даль перлись…

Из дома вышел дед. Вышел – и врос в порог, не в состоянии сделать шага.

– Лет тебе сколько? – продолжал допрашивать стражник, не глядя на деда.

– Восемнадцать…

– Ага! – повторил стражник еще более удовлетворенно.

– В армию? – слабо спросил дед, придерживаясь рукой за дверной косяк.

Обладатель бумаги наконец-то заметил его. Поманил плохо гнущимся пальцем:

– Поди сюда, старый…

Дед чуть не упал, спускаясь с порога. Юстин бросился к нему, подхватил под руку.

– Родич он тебе? – спросил стражник, когда дед – и поддерживающий его Юстин – остановились прямо перед ним.

– Нет, – сказал дед, не опуская глаз. – Приемыш.

– Это молодец, что не врешь, – похвалил стражник. – Где взял? Как звали бабу, что тебе его принесла?

– Фрина-гусятница, – с трудом выговорил дед. – Господин мой, помру без него. Не забирайте.

Стражник не обратил на его слова никакого внимания.

– А эта Фрина была мать ему?

– Нет. Мать его померла.

– А отец?

– А отца не знать.

– Сколько ему было, когда ты его взял?

– Год ему был… Господин, не забирайте! Он хворый…

– А вот теперь врешь, – разочарованно сказал стражник. – Он здоровее нас всех, вон какой румяный…

И перевел взгляд на Юстина – а у того тем временем вся кровь ушла куда-то в живот, и щеки стали, наверное, белые-белые – во всяком случае, стражник хмыкнул:

– Ну, теперь-то он испужался… А то красный был, как девка.

Юстин молчал.

Вот так, значит. От тех вербовщиков он в могилу спрятался… Напрасно, выходит, старался. Напрасно Огонька прикончили, напрасно деда чуть не забили до смерти… Потому как все равно – вот она, судьба. Хозяин Колодцев говорит – нет будущего, а народная мудрость не соглашается – чему быть, мол, того не миновать…

– Я не боюсь, – через силу сказал Юстин.

– И славненько, – сказал стражник. – Вон к тому тощему в седло сядешь. За спиной. Понял?

– Куда? – едва слышно закричал дед. – Не пущу!

– Ты, старый суслик, под копыта-то не лезь, – рассудительно посоветовал стражник. – Пустишь ты, не пустишь – тебя не спрашивают…

И обернулся к Юстину:

– Что стал?

…Он оказался сидящим за чьей-то потной спиной. Босые ноги болтались в воздухе; что-то кричал дед, и Юстин кричал в ответ, что не волнуйся, мол, скоро вернусь…