Сегодня Клайв был одет в черные брюки и темно-синюю шелковую рубашку. Как этот цвет подходит к его глазам! — восхитилась Мишел, но тут же оборвала себя.

— Мишел… — несколько неуверенно начал отец, то и дело поглядывая на жену в поисках поддержки. — Когда три года назад мы опознали тебя в больнице, мы ни секунды не сомневались, что ты и есть наша сбежавшая дочь. У тебя на груди был кулон, который мы подарили ей на шестнадцатилетне. У нее были такие же рыжие кудри и золотисто-карие глаза. Правда, весила она несколько больше, но что не изменится за семь лет?

— Зачем ты говоришь все это? — нахмурилась она, начиная испытывать легкий страх.

Мать прижала руку к груди и закрыла глаза, как от боли.

— Я не могу этого вынести, — пробормотала она.

— Хьюго пытается объяснить тебе, что они с женой совершили печальную ошибку, — вмешался Клайв, четко выговаривая последние слова.

— Мы были так рады снова найти тебя, — всхлипывая сказала миссис Андерс. — Только через год я рискнула признаться себе, что, возможно, мы обознались. — Видя непонимающий и испуганный взгляд Мишел, она быстро продолжила: — Вначале ты была очень больна, а когда пришла в себя, ничего не помнила. У нашей дочери не было никаких особых примет. И мы решили, что с возрастом ты сильно изменилась.

Клайв внимательно посмотрел на молодую женщину. Лицо ее по-прежнему выражало бесплодные попытки понять суть происходящего.

— Моника и Хьюго пытаются сказать, что они не твои родители, — пояснил он, отводя взгляд в сторону.

— Не мои родители, — бесцветным голосом повторила Мишел; услышанное просто не умещались в ее голове. — Но это же безумие… Зачем вы городите всю эту чушь?

— Мы очень полюбили тебя, — продолжил отец, то есть тот, кого она до недавнего времени считала таковым. — С того момента, как мы узнали, какой ты стала, нашему счастью не было предела.

— Но постепенно мы сталкивались с тем, чего никак нельзя было объяснить или не заметить, — вновь заговорила Моника, кладя руку мужу на локоть. — У тебя высокий, мелодичный голос, хороший слух, а Мишел не могла спеть ни одной ноты правильно. Ты говоришь по-итальянски, рисуешь, а у Мишел были способности к точным наукам.

Молодая женщина вспоминала, как Андерсы делали эти маленькие, печальные открытия. Однажды к ним в гости пришел итальянец, и Мишел, сама того не ожидая, ответила ему на его родном языке. Потом она как-то купила краски и, случайно выйдя в сад, поняла, что просто не может не нарисовать замечательный закат…

— Эти детали постепенно складывались в цельную картину. Отличий было слишком много, человеку просто не дано так измениться за несколько лет. Мы в отчаянии искали хоть что-нибудь, напоминающее нашу дочь, но не находили ничего.

Мишел казалось, что из нее по капле выходит жизнь. Она бессильно откинулась в кресле и попыталась возразить:

— Но кулон… На мне же был бабушкин кулон…

— Наша дочь, наверное, продала его. Она взяла его с собой, но на самом деле никогда не любила это украшение. Ты могла купить его. Так что довольно глупо полагаться на бижутерию.

Моника смотрела на молодую женщину покрасневшими от слез глазами: честность далась ей нелегко.

— Это невозможно… — прошептала Мишел, но голос ее затих, потому что она сама уже перестала верить в почти магическую силу бабушкиного кулона.

— Если она не верит, то я только рада, — быстро сказала миссис Андерс, бросая на гостя неприязненный взгляд. — Как бы то ни было, мы любим Мишел как родную дочь и не хотим потерять. Ни я, ни Хьюго не желаем ничего менять. Мы об этом уже вчера говорили…

— А я спросил, что вы будете делать, когда объявится настоящая Мишел, — незамедлительно напомнил Клайв.

— Вряд ли это случится после десяти лет, — возразила Моника.

— То есть вы хотите сказать, что я не ваша дочь и никогда ею не была, — подвела итог Мишел. — Я присвоила себе чужую жизнь, чужое имя…

— Тебя зовут Эрика Даниэлс, и тебе двадцать четыре года, — прервал ее Клайв и веско добавил: — Пока я рядом, тебе нечего бояться.

Эрика, мысленно повторила она, стираясь привыкнуть к новому имени. Эрика Даниэлс. Глядя на людей, которых так долго называла родителями, она чувствовала боль и растерянность.

— Как давно вы узнали, что я не ваша дочь?

Тишина в комнате, казалось, стало еще ощутимее. Никому не хотелось останавливаться на этом неприятном вопросе.

— Полтора года назад, — ответил Клайв, не разделяя смущения остальных участников разговора. — Именно тогда они признались друг другу в своих подозрениях.

— Мы всю ночь не спали и думали, что делать, — с тяжелым вздохом сказал Хьюго. — Мы просто не знали, как поступить. Мы полюбили тебя и Кэтрин, ты тоже признала нас родителями…