Хан включил фонарик, который всегда носил с собой, и, продолжая сидеть все так же неподвижно, стал смотреть на Борна. Затем расправил ноги и подошвой башмака нанес удар в плечо Борна – настолько сильный, что тот перевернулся на другой бок и оказался лицом к лицу с Ханом. Борн застонал, и его веки, дрогнув, открылись. Он закашлялся, судорожно втянул в себя воздух и, вдохнув вместе с ним новую порцию паров авиационного керосина, согнулся пополам. Его судорожно вырвало в тот промежуток пространства, который отделял его, корчащегося в огне боли, от Хана, сидящего торжественно и величаво, подобно самому Будде.

– До основания гор я нисшел, земля своими запорами навек заградила меня, и все же я вызволил свою жизнь из тьмы, – проговорил Хан, перефразируя библейского Иону. При этом он не отрывал глаз от покрасневшего, опухшего лица Борна. – Дерьмово выглядишь, – добавил он будничным тоном.

Борн попытался приподняться, опершись на локоть, но Хан не позволил ему сделать этого, ударив ногой по локтю, отчего Борн вновь рухнул навзничь. Борн опять попытался сесть, и снова Хан пнул его, заставив упасть на пол. Однако в третий раз он даже не пошевелился, и Борну наконец удалось сесть, оказавшись лицом к лицу со своим изощренным мучителем.

На губах Хана играла едва уловимая, загадочная, полубезумная улыбка, в глазах плясало пламя.

– Здравствуй, отец, – сказал он. – Я очень долго искал тебя и уже начал бояться, что этот момент никогда не настанет.

Борн тряхнул головой.

– Что за бред ты несешь?

– Я – твой сын.

– Моему сыну всего десять лет.

Глаза Хана засверкали пуще прежнего.

– Нет, я не тот, о котором ты подумал. Я – тот, которого ты когда-то бросил в Пномпене.

Борна словно ударили под дых. Внутри его вздыбилась бешеная ярость.

– Как ты смеешь! Я не знаю, кто ты такой, но мой сын Джошуа погиб.

Это усилие не прошло для него даром. Вдохнув очередную порцию ядовитых паров, он снова скрючился, содрогаясь в рвотных спазмах, однако его желудок был уже опустошен.

– Нет, я не погиб. – В голосе Хана прозвучала чуть ли не нежность. Он подался вперед и притянул Борна поближе к себе, чтобы лучше видеть его лицо. Оттого, что он наклонился, из-за выреза его рубашки наружу вывалился маленький, вырезанный из камня Будда, покачиваясь в разные стороны на золотой цепочке. – Как видишь, я не погиб.

– Нет, Джошуа мертв! Я сам опустил его гроб в землю – вместе с Дао и Алиссой! Их гробы были обернуты американскими флагами!

– Вранье, вранье и еще раз вранье! – Хан держал маленького Будду на ладони, протянув его по направлению к Борну. – Посмотри на это и напряги свою память, Борн!

Окружающий мир поплыл перед глазами Борна. Участившийся пульс барабанами отдавался в его ушах, его словно подхватила невидимая волна отлива, грозя утащить на смертельную глубину. Этого не могло быть! Просто не могло! Но откуда…

– Откуда ты взял это?

– Ага, значит, ты знаешь, что это такое, верно? – Пальцы Хана сомкнулись, сжав Будду в кулаке. – Ну что, узнал наконец давно потерянного сына Джошуа?

– Ты не Джошуа! – взревел Борн. Его лицо потемнело, губы раздвинулись, обнажив зубы в подобии звериного оскала. – Кого из дипломатов в Юго-Восточной Азии тебе пришлось убить, чтобы завладеть этим? – Он мрачно улыбнулся. – Да, как видишь, я знаю о тебе больше, чем ты можешь предположить.

– Что ж, в таком случае ты, увы, заблуждаешься. Это принадлежит мне, Борн. Мне, понимаешь? – Хан раскрыл ладонь, снова показав Будду поверженному противнику. На темном камне остался след от его вспотевшей ладони. – Будда – мой!

– Лжец! – Борн внезапно кинулся вперед. Его руки вылетели из-за спины и устремились к горлу противника. Когда Хан несколько минут назад перетягивал ему запястья, Борн напряг мышцы, а потом раслабил их и затем – незаметно для врага, пока тот медитировал, – ритмичными движениями освободил руки от пут.

Этот бросок, похожий на внезапную атаку быка, застал Хана врасплох. Он упал на спину, и Борн оказался поверх него. Фонарик, ударившись о борт отсека, вылетел из рук Хана и стал перекатываться с места на место. Его луч метался, освещая перекошенные лица, вздувшиеся мышцы. В этой безумной иллюминации, столь сильно напоминавшей пляску света в джунглях, которые остались в прошлом каждого из них, они боролись, как звери, вдыхая запах взаимной ненависти, пытаясь, подобно самцам животных, во что бы то ни стало одержать верх друг над другом.

В безумной атаке Борн наносил все новые и новые удары, но Хан, изловчившись, ухватил его за бедро и надавил на нервное окончание. Борн скорчился от боли. Нога, сразу же потерявшая чувствительность, потеряла способность двигаться. Хан нанес ему удар в подбородок, и он, потеряв равновесие, отшатнулся назад. Борн выхватил из кармана нож с выкидным лезвием, но тут же получил еще один сокрушительный удар от Хана. Нож вылетел из его руки, тут же оказавшись в ладони Хана, который, нажав на кнопку, выпустил жало лезвия из рукоятки.